— Приятного аппетита.
— Спасибо.
Валера с достоинством кивнул и удалился — знал, не люблю, когда за столом прислуживают. В России все-таки воспитывался, где тезис «все люди — братья» хоть и потускнел, но все еще в цене, а не в среде западных аристократов, для которых лакейство — само собой разумеющееся явление. Да и чего, в общем- то, прислуживать? Обычный обед, за исключением красной икры. Шиковать я себе не позволял, быть может, поэтому и заслужил у Валеры особое уважение.
Первым делом Верунчик охватила озябшими ладонями горшочек, заглянула внутрь.
— Ого! Здесь троим не съесть…
Я только улыбнулся, накладывая икру на гренок. Сливочное масло я не люблю и согласился на него только потому, что обедал не один.
Согрев руки, Верунчик взяла ложку, зачерпнула густое варево, попробовала.
— А неплохо! Хоть наемся… А то клиент сейчас такой пошел… Пирожным угостит — и в койку… Это чье блюдо? Кавказское?
— Нет. То ли казахское, то ли киргизское… А может, туркменское или узбекское… Точно не знаю. Короче, среднеазиатское.
Съев пару ложек, Верунчик согрелась, и тут-то язык у нее развязался. Как всегда, на фривольные темы.
— Слушай, Артем, — начала она, кокетливо стреляя глазками, — а ты, случайно, не «голубой»?
— С чего ты взяла? Что не первый раз угощаю, а в постель не тащу?
— Ага.
— А в простое бескорыстие не веришь?
— Да ну тебя! Придумал тоже… Слово такое в школе слышала, да что-то в жизни бескорыстных людей не видела.
«Бедная девочка, с твоей жизнью разве увидишь?» — подумал я с горечью. Хотя, по большому счету, в чем-то она права. Я в своей жизни тоже бескорыстных людей не встречал. Родители не в счет, их отношение к детям совсем по-другому называется.
— Считай, что сейчас видишь.
Верунчик хихикнула.
— Ты мне только лапшу на уши не вешай, ладно? — сказала она.
— Почему лапшу? — пожал я плечами. Верунчик захихикала громче и погрозила пальцем.
— Хорошо. Допустим, я «голубой». Тогда объясни, с какой такой стати мне тебя обедом угощать?
— С какой? — все еще хихикая, переспросила Верунчик и изумленно запнулась. — А действительно, с какой? — Но тут же, применив женскую лотку, быстро нашлась: — Может, клиентов моих переманить хочешь!
От ее неожиданного умозаключения я поперхнулся соком, закашлялся, и она постучала меня по спине.
— Что, в точку попала?!
— Ух… — сипло выдавил я. — Если насчет ошеломления, то в самую что ни на есть… Огорошила… Ничего тебе больше объяснять не собираюсь, а то еще раз подавлюсь. Нормальный я мужик, веришь ты мне или не веришь. И на этом мы поставим точку.
Минуту Верунчику удалось помолчать, пока она намазывала гренок маслом, а затем накладывала толстый слой икры. Но стоило ей надкусить бутерброд, как ее снова прорвало. И все на ту же тему.
— А если ты нормальный мужик, то давай проверим. Со мной.
— Ишь, размечталась!
— Слабо? — попыталась подзадорить она.
— Можешь и так считать, — равнодушно пожал я плечами. — Ничего у нас с тобой не получится.
— Так ты импотент? — У Верунчика опять сработала женская логика. — Такой молодой, а уже… Жаль… В ракетных войсках служил? Или с рождения?
— Ни то ни другое. Я принципиально не приемлю секс за деньги.
— За деньги! — оскорбленно фыркнула Верунчик. — Принципиально, видите ли, он не приемлет! Да твой обед не менее сотни баксов стоит, а я всего полтинник в час беру… — Она окинула меня взглядом с головы до ног. Профессиональным взглядом, оценивающим. И неожиданно смягчилась. — Впрочем, если для тебя это столь принципиально, могу и бесплатно обслужить. Ради интереса. Или, как ты говоришь, бескорыстно. Попробую, что это такое, может, понравится?
Помимо воли я рассмеялся.
— Мой обед не стоит и тридцати зеленых. Но не в деньгах дело. А в том, что ничего ты, глупенькая, не понимаешь. Я не приемлю секс в его голом, так сказать, виде: траханье ради траханья, физиологический акт как технологический процесс. Если между мной и женщиной не возникло взаимное влечение, или, говоря высокопарно, наши отношения не окутывает некий романтический флер, то незачем падать в кровать. Но такие отношения называются несколько иначе.
Верунчик смотрела на меня вовсе глаза. В расширенных черных зрачках читалось то ли изумление, то ли восхищение, то ли…
— Блядство — вот как это называется, — безапелляционно брякнула она. В свои юные годы Верунчик была прагматична до мозга костей.
— Все, закрыли тему! — раздраженно поморщился я. Тоже нашел, кому лекции о морали читать.
Но Верунчик на этом не успокоилась. Видимо, зацепили мои слова до крайней степени.
— Флер ему подавай… — бурчала она, не глядя на меня и усиленно налегая на шурпу. — Романтику… Экзотику… Это, надо понимать, чтоб у нее поперек была… И сама с тремя сиськами…
— Успокойся, — примирительно сказал я и положил ей ладонь на плечо.
— Да ну тебя!
Она стряхнула мою ладонь, отвернулась, смахнула с ресниц слезы.
— Честное слово, не хотел обидеть. Хочешь, коньячку закажу? А Афанасию морду набью и освобожу тебя на сегодня от работы?
Верунчик замерла в кресле, немного подумала.
— Нет, — рассудительно сказала она… — Не надо. Афоне сегодня деньги очень нужны, а кто меня защищать будет, если ты его выключишь, как в прошлый раз?
Она снова взяла ложку, доела шурпу, отодвинула горшочек в сторону.
— Вот, а говорила, что порция на троих, — хмыкнул я. — Пополнеть не боишься? Клиенты разбегутся.
— Калорий с клиентами знаешь сколько расходуется? — бесхитростно ответила она. — Говорят, что трахнуться один раз, это как вагон дров разгрузить. А у меня за смену иногда три-четыре таких вагона… Не до жиру, быть бы живу. — Она пододвинула к себе судочек с селедкой в винном соусе, попробовала. — Это что — селедка? Совсем непохожа…
И тут я понял, что полезного могу выведать у Верунчика.
— Слушай, Верунчик, а ты всех своих клиентов помнишь?
Она посмотрела на меня, как на дефективного.
— Ты чего, смеешься? Еще у токаря поинтересуйся, все ли он болты и гайки помнит, которые за смену выточил.
— Что, совсем никого не помнишь?
— Нет, почему же… — Глаза у Верунчика подернулись томной поволокой, и она даже перестала есть. — Некоторых помню…
— Не было ли среди них некоего Викентия Павловича Ремишевского?
— Ты чего, Артемушка? — жеманно улыбнулась она. — Я ведь их не по именам помню…
— Он здесь, неподалеку, в двух кварталах от ресторана работает. Замдиректора банка «Абсолют». Вполне может в «Chicago» обедать.
Улыбка у Верунчика стала еще шире.
— Их профессиями тем более не интересуюсь, — уточнила она. — Разве фотку покажешь, может, узнаю.
