Стефани.
И обе вышли, тихо прикрыв за собой дверь. Передышка оказалась недолгой. Вскоре вошел Матео и сразу понял, что с нею что-то неладное.
— Ты плакала, — заметил он, подходя к ней и обнимая. — В чем дело, cara? Что случилось?
Она позволила себе на секунду прислониться к его сильному телу, насладиться ощущением его крепких ласковых рук, биением его сердца рядом, его запахом.
От него пахло мужским одеколоном и свежими рубашками с примесью ароматических трав Тосканы. Этот запах будет напоминать ей об этом мужчине всю оставшуюся жизнь.
— Пожалуйста, не расстраивайся, любимая! — умолял он. — Non piangere, не плачь!
Эти слова Стефани слышала от его матери, бабушки, а теперь и от него. Матео произнес их с заботой и сочувствием, добротой и любовью. А скоро ему будет наплевать на нее.
— Я пытаюсь не плакать! — Ее ответ едва можно было расслышать из-за рыданий.
Он нахмурился и пальцем приподнял ей подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.
— По дороге в библиотеку я встретил маму и бабушку. Неужели это они так тебя расстроили?
Стефани вытерла слезы, которые струились по щекам.
— Нет! Твои мама и бабушка — самые замечательные женщины на свете, и они проявили ко мне больше доброты, чем я заслуживаю.
— Глупости! Что ты такое говоришь?
Она вырвалась из его теплых объятий, понимая, что настал час расплаты и откладывать больше нельзя.
— Матео, есть кое-что, о чем я тебе не рассказала.
— Знаю. Я все время это знал. — Матео слегка побледнел. — Что ты хочешь сказать, Стефани? В чем дело?
— Я должна кое в чем признаться, но боюсь, что, когда ты услышишь, то больше не посмотришь в мою сторону.
— Может быть, позволишь мне самому судить об этом?
— Тебе лучше сесть.
— Я не желаю садиться. Я желаю, чтобы ты высказала, что у тебя на уме и чтобы ты сделала это сейчас же!
Стефани молчала. Перед ней стоял итальянский аристократ, очень гордый и очень далекий. Глаза у него стали холодными, а выражение лица — отчужденным.
— У тебя есть кто-то еще? — холодно спросил он.
— Нет! — воскликнула она в ужасе, что у него могла появиться такая мысль. — Я люблю тебя и только тебя!
— Тогда, что бы это ни было, все не так плохо.
Если бы он только знал… Понимая, что время окончательно истекло, Стефани забыла все отрепетированные речи и достаточно резко выпалила:
— Саймон — не сын Чарльза, Матео. Он твой сын, а ты его отец.
Глава одиннадцатая
Мужество у Стефани было, надо отдать ей должное. Мужество и наглость! Сидя по левую руку от Матео во время обеда, она держалась великолепно, принимая как должное возвышенные комплименты, которые сыпались на нее от многочисленных членов его семьи. Лишь Матео понял по ее поведению и знакомому холодному голубому огоньку в глазах, что это всего лишь щит, за которым прячется душевная тревога.
Он сын не Чарльза… он твой…
Вот так просто бросила она ему в лицо эти слова и стала смотреть, какова будет реакция.
Светловолосый и голубоглазый Саймон — его сын? У Матео закружилась голова от этой мысли.
— Невероятно! — возмущенно воскликнул он. — Этого не может быть!
— Если тебя убедит лишь результат ДНК, — заметила тогда Стефани без каких-либо эмоций, — это можно устроить.
Какое она имеет право так безответственно распоряжаться жизнями других людей?!
Но Матео понимал, что не нужны никакие лабораторные анализы. Стефани не лгала. Его интуиция, молчавшая ранее, подсказывала, что женщина говорит правду, возможно, впервые за все время их знакомства.
Но еще хуже было то, что с самого начала, когда она только приехала на Ишиа и пугалась всякий раз, как видела его, Матео спрашивал себя, не он ли отец ребенка. Что-то в самом мальчике странным образом его трогало. Но, черт возьми, он не прислушался к этому. Решил, что она при своей скрупулезной честности не могла совершить такого обмана, что он просто принимает желаемое за действительное и что ему лучше сосредоточить внимание на ней — главном предмете своего обожания. В конце концов, какой смысл разрушать жизнь ребенка, если ему, Матео, не суждено стать неотъемлемой ее частью? Времени хватит, чтобы привязаться к мальчику, когда он будет знать, что Стефани его любит…
— Un brindisi тост! — провозгласил на другом конце стола немного подвыпивший кузен Матео — Джакомо. — За Матео и его красивую канадку Стефани! Добро пожаловать в нашу семью, signora!
— Grazie, — поблагодарила она, держась именно так, как и подобает хорошо воспитанной Лейланд: скрывая свое страдание за непробиваемой сдержанностью и отвечая с учтивой улыбкой идеального гостя, который не принимает больше, чем предлагается.
Но Матео видел, как крепко она сжала бокал, как старалась сдержать волнение. Если его мать и бабушка заметили ее растерянность, то не подали вида. Когда Джакомо развлекал всех исполнением отрывков из «Свадьбы Фигаро», они только дарили ей теплые, подбадривающие улыбки, кивали в знак одобрения, — короче, сделали почти все. Оставалось только встать и объявить Стефани их будущей невесткой.
Матео вновь мысленно перенесся к сцене в библиотеке.
— Тебе не нужно этого делать, — призналась она дрожащим шепотом, когда он поинтересовался, как ему сообщить о сыне своим близким родственникам. — Я уже сказала им.
Он выругался по-итальянски и ударил кулаком по стене.
— Значит, я узнал последним?
Не глядя в его сторону, Стефани кивнула.
— Я не хотела, чтобы так получилось, Матео.
— Разумеется, — глухо отозвался он. — Уверен — будь твоя воля, ты бы унесла свою тайну в могилу.
— Нет! — вскрикнула Стефани. — Я собиралась признаться тебе до конца уикэнда. Я больше не могла выносить тяжести вины.
— Так теперь, когда дом полон гостей, ты решила освободиться от нее? Почему, Стефани? Ты рассчитывала, что из-за их присутствия я спокойнее приму твое потрясающее откровение и не буду обвинять в том, что ты натворила?
— Послушай. — Стефани хотела взять его за руки, но Матео отдернул руку с нескрываемым отвращением.
Она не нужна ему, не нужны ни прикосновение ее мягкой гладкой кожи, ни ее лживые губы, ни жалостливые, блестящие от слез глаза.
— Я не…
— Хватит! — прервал он.
— Но я хочу объяснить, Матео!
— Конечно, хочешь, но когда я сам выберу время, а не ты. Сейчас нас ждет празднично накрытый стол. Обед продлится до вечера. У нас в гостях четырнадцать родственников, которые желают сесть за стол и не могут этого сделать, потому что, согласно этикету, должны подождать, пока почетный гость не
