Глава шестая
Ее отец, узнав о разговоре с Генри, разразился яростной тирадой:
— Ты совсем голову потеряла? Имеешь наглость стоять здесь и говорить мне, что отказалась от деликатного, всеми уважаемого Генри Колтона ради самодовольного бродяги, который уже доказал, что беспокоится только о себе? Сколько раз ты позволишь Гранту Медисону переступать через тебя, прежде чем возьмешься за ум, девочка?
— Успокойся, отец, — сказала Оливия примирительно. Отца не было в городе четыре дня — он уезжал на соревнования по гольфу, — и она надеялась, что он не скоро узнает такую ужасную для него правду. — Я не знаю, откуда у тебя такая информация, но ты явно…
— Откуда? — прогремел он, ударяя по крыше ее машины кулаком. — Вся больница наслаждается сценами «возрождения любви» — кофе в крытом парке, ленч в кафетерии, долгие прогулки по саду. Может, ты и спишь с ним?!
— Вообще-то это касается только меня, отец, но пока нет. Да и второго восхождения к алтарю не намечается… пока. Мы просто… выясняем возможности. Кстати, Генри все прекрасно понимает, в отличие от тебя. И очень великодушен, ведет себя достойно и ненавязчиво.
— Понимает? Я видел его утром, Оливия. Он убит, раздавлен, и если ты будешь продолжать… эксперименты с Грантом, то, скажу тебе, это сведет меня в могилу.
— Этого следовало ожидать, — сказал Грант, когда она сообщила ему обо всем, встретившись с ним тем же вечером. Их рабочие графики не совпадали, поэтому они условились встречаться ненадолго за ужином в одном из прибрежных кафе. Он понял сразу же, что Оливия, чем-то расстроена. — Сэм всегда пытался разлучить нас и хорошо преуспел в этом, так что даю голову на отсечение, что он попытается сделать то же опять. Вопрос в том, позволишь ли ты сделать ему это.
— Нет. То, что было, не вернется, но у него больное сердце, и, когда он приходит в такое состояние, как сегодня, это пугает меня.
— Он играет на этом, милая. Твой отец, как это ни грустно, шантажист.
— Возможно, ты и прав. — Оливия ткнула соломинкой лимон в стакане и вздохнула. — Думаю, его действительно задели не столько наши встречи, сколько то, что мы не скрываемся.
— Сейчас для нас главное — духовная сторона отношений, познакомиться с внутренним миром друг друга, а не сексуальные контакты… как показала жизнь, они не главное в браке. Я прав, Оливия?
— Я согласна с тобой.
Да, согласна. Но как бороться с всевозрастающим сексуальным голодом?
Быть рядом — и не дотрагиваться. Знать, как он целует и ласкает ее, и не иметь возможности отдаться — все это доводило ее, да и его, похоже, до абсурдного желания броситься в другие объятия.
— Мы приняли это решение вместе, Лив, — напомнил он ей, видя, что она теряет над собой власть под влиянием бушевавших гормонов.
— Да-да. — Она смотрела на салфетку, лежащую у нее на коленях.
— Что же тебя так волнует?
— Ты слишком наблюдателен. — Оливия вздохнула.
— Ты забыла, что я знаю тебя очень хорошо. Неужели отец тебя так расстроил, что мысли о нас отошли на второй план?
— Нет, — ответила она, абсолютно уверенная в том, что без Гранта ей не жить, что бы теперь ни предпринял отец. — Но, знаешь, я нахожу, что платонические отношения — довольно тяжелая ноша. Я переоценила свои силы.
— А ты думаешь, я нахожу ее легкой? — Грант придвинулся ближе и взял Оливию за руку. — Ты думаешь, я получаю удовольствие оттого, что не могу заняться с тобой любовью? Знаешь ли ты, сколько раз я принимал холодный душ на прошлой неделе? Как часто у меня возникало искушение увезти тебя, в какой-нибудь тихий мотельчик на выходные?
— Будет ли это такой уж ошибкой, Грант? — В ее голосе прозвучала неприкрытая просьба. — Ты можешь рассматривать это как бесхарактерность и легкомысленность, но, по-моему, срок нашего взаимопознавания, уже закончился. Наши отношения восстановлены, разве не так?
— Не отношения, Оливия, а любовь. Пока еще слишком рано, как мне кажется, утверждать, достигли мы цели или нет. Мы очень рискуем разорвать ту тонкую ниточку, которая сейчас нас связывает, и вряд ли она укрепится в постели. Но с другой стороны… — он ухмыльнулся той дьявольски обезоруживающей улыбкой, перед которой она никогда не могла устоять. — Я не каменный, и когда ты делаешь такое заманчивое предложение и поднимаешь на меня свои большие прекрасные глаза, мне трудно его проигнорировать. Не искушай меня, женщина, я сейчас очень опасен!
— О, Грант, перестань! — она от души рассмеялась. — Ты умеешь поднять мне настроение!
— Говорят, смех — лучшее лекарство, мадам. — Но его показное спокойствие тут же кончилось. — Доедай салат, и давай разомнем косточки. Доктор прописывает тебе освежающие прогулки вдоль реки, прежде чем он отвезет тебя домой.
— Свежим воздухом можно дышать и в моем патио, дорогой доктор, к тому же я угощу вас и стаканчиком виски, — предложила она. — Мы сядем в противоположных концах патио, чтобы избежать тесных контактов.
— Моя милая, от твоего приглашения трудно отказаться, но проблема в том, что у меня вечером консультация, которая не может быть перенесена.
Он не любил ей врать, даже непреднамеренно. Но пора расставить вещи по своим местам и удостовериться, что Сэм Уайтфилд собирается предпринять. Он, Грант, не допустит вторичного поражения.
Грант дождался, пока стемнело, и только потом отправился в путь. Боясь быть замеченным, он припарковал машину за пределами имения и пошел по той стороне дорожки, что выходила на старые конюшни. О, этот путь он помнил очень хорошо, еще с тех времен, когда прокрадывался на свидание с Оливией. Старик-то думал, что дочь нежится в своей постели.
Дом Уайтфилда, грандиозное старинное здание колониальной постройки начала века, казался пустым, судя по тому, что он не подавал никаких признаков жизни. Однако, когда Грант позвонил в дверь, за витражными стеклянными панелями появился свет. Минуту спустя специально выписанный из Англии дворецкий, который обслуживал семью много лет, открыл дверь.
— Добрый вечер, Эдвард, — любезно сказал Грант. — Его светлость дома?
— Не думаю, что он ожидает посетителей, сэр.
— Одного он примет в любом случае. Скажи ему, я не отниму у него много времени, но не уйду, пока не поговорю с ним.
— Одну минуту, сэр. — Почтительно оставив дверь приоткрытой, Эдвард исчез.
Немного погодя появился Сэм в ковровых домашних тапочках, халате из темно-бордовой парчи и с зажатой в зубах сигарой.
— Какого черта тебе надо?
— Ты, как всегда, любезен, Сэм. Я с радостью зайду.
— Убирайся вон, пока я не вызвал полицию, Грант Медисон, — пригрозил старый грубиян и попытался захлопнуть дверь.
Но Грант был готов и к этому. Ухватившись рукой за солидную дубовую планку, он сказал:
— Не раньше, чем ты и я придем к взаимопониманию, Сэм. Так куда мне идти? Остаться здесь, где Эдвард может услышать каждое слово, или отправиться, в более уединенное место?
Они свирепо смотрели друг на друга, но каждый ждал, кто начнет первым. Грант не собирался отступать, и Сэм понимал это.
— У меня есть пять минут, — уступил он, тяжело ступая вниз по главному холлу в дальнее крыло
