«Веселенькое дельце!» — подумал Геннад. Кого-кого, а покойников, тем более, ходячих, ему разыскивать не приходилось. Он представил себе ситуацию: выходящего из ледника покойника с дыркой во лбу, и истерический крик санитара: «Стой! Ты куда?! А ну ляг на место!» — и усмехнулся. «Реагировал бегством» — это хорошо сказано. Он еще раз перечитал отчет и поморщился. Исполнительность провинциальных центурий при запросе из Управления порой доходила до идиотизма. Это же надо — форсированный допрос свидетелей! после которого существует лишь два пути. Либо в инвалиды, либо в морг, но уже в качестве клиентов. Такой допрос не могла оправдать даже версия о том, что предполагаемые преступники пропустили труп через мясорубку, а фаршем начиняли пирожки — к сожалению, случаи каннибализма и некрофагии в провинции не были редкостью.
Уцепиться в отчете было не за что, поэтому Геннад обратился к единственной ниточке: ориентировке Управления на розыск. Он прикинул число, каким могла быть отправлена ориентировка — где-то после 34- го, но не позже 44-го летней гекатоды (неопознанные трупы содержатся в морге не более 10 дней), — и ввел запрос в компьютер. Ориентировка оказалась разосланной 37-го числа квадруплексом в четыре города: Крейдяное, Пограничье, Бассград и Станполь. Текст ее ничем не отличался от ориентировки в личном деле разыскиваемого, за исключением указания предположительного имени. Зато снимок прилагался другой: моложавый человек лет тридцати пяти, на этот раз без дырки в голове, в старомодном пиджаке и при галстуке. С тем же эффектом он мог сняться в латах и кирасе — они смотрелись бы не менее архаично.
Геннад ввел запрос на идентификацию фотографии, однако в банке данных этой информации не оказалось. Тогда без всякой надежды на успех он ввел запрос на имя Таксон и минут через десять к своему удивлению увидел высветившуюся на дисплее первую страницу досье. Запрошенный Таксон родился в 51-ом году Республиканства, был ученым-физиком, принимал активное участие в политической жизни начала Перелицовки (тогда на него и завели досье в Управлении), но затем, разочаровавшись в своих попытках переустроить мир, вернулся в науку. Здесь его успехи оказались более значительными. Его работа «Теоретическое обоснование прозрачности кристаллических диамагнетиков» вошла в основы современной физики. Судя по отсутствию штампа о смерти в досье, отец теории прозрачности (сдачу зачета по курсу которой в колледже Геннад вспомнил с содроганием) находился в полном здравии, хотя ему и перевалило за восемьдесят лет.
Конечно, лейб-физик, удостоенный столь высокого звания гонорис кауза, не имел никакого отношения к разыскиваемому, но других Таксонов в банке данных системы не оказалось, да и это досье, судя по времени поиска, компьютер извлек из архива. По инерции Геннад запросил фотографию лейб- физика… И замер в изумлении. С экрана на него высветилось лицо моложавого человека в пиджаке и галстуке, объявленного в ориентировке на розыск. Первой мыслью Геннада после испытанного шока была мысль о сбое в системе. Но повторное сличение фотографий из досье и ориентировки отвергло версию об ошибке, в то же время подтвердив идентичность снимков. Видно, фотографию на ориентировку взяли из досье.
Известие о том, что гоняться придется не только за покойником с дыркой во лбу, но и за пришельцем из прошлого, окончательно пришибло Геннада. Ну и ребус задал ему гросс-каптейн! Он нашел в досье адрес лейб-физика (где-то на окраине Столицы, на Околичной заставе) и вызвал по телефону центурию заставы. Оттуда его переправили в околоток, где Геннад и получил информацию о Таксоне. Околоточный, судя по голосу, развязный, самодовольный тип, хорошо знал лейб-физика. Он говорил исключительно на сленге и, похоже, не имел представления о нормальном человеческом языке. По его словам, Таксон был выжившим из… стариком, которому все по…, поэтому и околоточному на него… Оказывается, этот старый… положил… на переоформление своего допуска на привилегии, и околоточный, как последний…, должен был… за стариком, чтобы… заявление на переоформление. Скорее бы этот… уже…, чтобы свет белый без него… стал. Геннад корректно поинтересовался, есть ли фотография на новом допуске, и, получив утвердительный ответ, приказал, что если… (то есть, околоточный) и мать его хотят по-прежнему, чтобы он… околоточным, то этот снимок должен через полчаса… в Управлении и… на столе в его, Геннада, кабинете. Иначе… (околоточному), тот самый свет белый… с овчинку… и матери его.
Такой приказ оказал действие. Уже через треть часа запыхавшийся нарочный доставил Геннаду фотографию лысого старика с ехидным прищуром маленьких глаз и сложенными в брезгливую улыбку губами. Несмотря на последнее, старик вызывал симпатию.
«Мат и диамат всегда были движущей силой нашего общества», усмехнулся про себя Геннад, оценивая скорость, с которой нарочный мчался на мотоциклете с дальней заставы. Он подписал нарочному пропуск и снова посмотрел на снимок. Сходство с разыскиваемым было несомненным, несмотря на разницу в возрасте.
«Живчик», — отметил Геннад с завистью и подумал, что если ему сподобится дожить до таких преклонных лет, вряд ли он сумеет сохранить столь ироническое отношение к жизни и ясность мысли, которые читались на лице старика.
Не успел нарочный закрыть за собой дверь, как она снова распахнулась, и в кабинет вошла секретарша Диславла. Сухопарая жердь с зацементированным косметикой лицом вымершей болотной цапли. «Циркуль Диславла» — называли ее за глаза в Управлении. Что поделаешь, если симпатичные женщины любой работе предпочитали жизнь вольных кобылок.
— Вам командировка, — голосом, полным презрения ко всем мужчинам мира, отчеканила она. — Распишитесь.
Буквально с первых дней своей работы общение с секретаршей Диславла приучило Геннада бесстрастно принимать от нее любые бумаги. Ибо стоило задать вопрос или хотя бы выразить удивление на лице, как секретарша язвительно начинала проходиться по служебной квалификации сотрудников мужского пола. А связать работу сотрудника с природой ему данным естеством обиженная жизнью женщина умела виртуозно. Поэтому Геннад молча, с каменным лицом, расписался в получении и, только когда «Циркуль Диславла» вышла, посмотрел командировку.
«Без меня меня женили», — подумал он, прочитав, что ехать придется в Бассград. К командировке была подколота броня на поезд в люкс-вагон. Геннад посмотрел на время: поезд отходил через два часа. Диславл как всегда шел впереди него шагов на пять, но на этот раз уж очень спешил.
Работа оперативника приучила Геннада к готовности выехать в любую точку страны хоть сию минуту в чем есть, а поскольку до вокзала было всего четверть часа ходьбы, он решил еще поработать. Несмотря ни на что, свою работу Геннад любил, жил ею, и в сборе информации отличался особой скрупулезностью, не оставляя без внимания мельчайшие детали. Как правило, именно дотошность зачастую приводила его к успеху.
Он снова запросил досье Таксона, и снова пришлось ждать ответа минут десять. Но на этот раз вместо первого листа досье на экране зажглись строчки:
«
В полном ошеломлении Геннад машинально достал из кармана личную карточку, вставил в дисковод… но на «ввод» так и не нажал. Он понял, что второй раз досье Таксона ему не прочитать. Его допуск окажется недостаточным. Однозначно. Не хотел Диславл, чтобы Геннад знал о существовании лейб-физика. В общем, это тоже информация… Только почему гросс-каптейн не засекретил досье раньше?
Вводить код своего допуска означало оставить свой запрос в памяти компьютера и дать понять Диславлу, что ему известна эта ниточка. Поэтому Геннад отменил команду и снова вызвал на дисплей текст квадруплекса на розыск. Четыре города: два губернских — Бассград и Станполь, и два поместных — Крейдяное и Пограничье. А вот над их выбором стоило поразмышлять. Геннад сменил на экране текст квадруплекса на карту страны. Так, любопытно. Между Столицей, Станполем и Бассградом почти равные отрезки пути, верст по двести. И от Бассграда до Крейдяного и Пограничья всего ничего — верст, этак, пятнадцать-двадцать. Чем же интересны эти два мелких поместных городка, если в квадруплексе им отдается предпочтение многим губернским? Тем, что они почти на кордоне с Соединенными Федерациями?
