сержанту, тот отшатнулся от отвратительного запаха, исходящего от их одежды. Матиас что-то сказал ему, махнув рукой в сторону Анны, Гельвидиуса и Хелен. Их подозвали.
— Да, это мой дедушка и две сестры.
— Хорошо, пусть остаются, — разрешил сержант и отвернулся, чтобы отдать распоряжения. Беженцев начали сгонять в колонну, с обеих сторон которой выстроилось по нескольку солдат.
— Идем, парень, — сказал кожевник, бросив хмурый взгляд на толпу детей. — Надо дело делать. — Он зашагал прочь.
Анна направилась за ним. Ей хотелось поскорей уйти.
— Анна! — задержал ее Матиас. — Нам дадут жилье. Отдай брезент этим беднягам, отдай им горшок, да и еду тоже. Здесь остается так мало людей, голод нам уже не грозит, а в дороге им все пригодится.
Первой двинулась повозка, за ней потянулись остальные. Воздух наполнился плачем и воплями.
— Не могу, — всхлипнула Анна. — Как тут выбрать кому. — Она отвернулась, бросив пожитки на землю. — Отдай сам, пожалуйста.
Она схватила Хелен и что было сил припустила к кожевенной мастерской. Девочка с ужасом подумала о том, что ждет этих детей в пути. Чем они будут питаться? Где они спрячутся от непогоды? Что будет, если их застигнет пурга? Кто из них выживет?
Однако Анна понимала, что невозможно прокормить здесь столько людей, а о возвращении в Гент нечего было и думать: отряда, присланного герцогиней Ротрудис, явно не хватало, чтобы освободить город.
Хелен перестала плакать и крепче прижалась к Анне. Сотни детей уже медленно двигались по дороге. Малыши ковыляли за старшими, неуверенно переступая посиневшими от холода ногами. Каждый тащил на себе тюк со скарбом, для многих ноша была непосильной, а ведь им предстоял долгий путь.
Глаза Анны наполнились слезами. В этот миг на центральную часть колонны упали солнечные лучи, и девочка заметила среди беженцев высокую женщину в белом одеянии, по рукам которой струилась кровь. Видение исчезло. Анна перевела взгляд на молодого лорда, бесстрастно наблюдавшего за уходящими людьми.
Подошел Гельвидиус. Переживания настолько сильно подействовали на старика, что он с трудом держался на ногах. Пришлось помочь ему добраться до дубилен. Крошка Хелен шла рядом, что-то мурлыча на ей одной понятном языке. Устроив Гельвидиуса и Хелен в сарае, Матиас вернулся в кожевенную мастерскую, а Анна пошла на реку за водой. На дороге уже никого не было.
Лагерь опустел.
До сих пор Анне не доводилось видеть вблизи аристократов, и никогда еще она не видела, чтобы люди ели и пили так много. Лорд Уичман — сын герцогини Ротрудис, его двоюродный брат Генри, названный в честь короля, и их свита поглощали одно блюдо за другим, обильно запивая их большим количеством вина, и хвастались еще не совершенными подвигами. Остальные воины, которым наскучило слушать бесконечные повествования Гельвидиуса, развлекались кулачными боями.
Вскоре после ухода беженцев из Стелесхейма мэр Гента, сообразив, что благородные гости госпожи Гизелы нуждаются в увеселениях, вспомнил о старом придворном поэте и поинтересовался, не остался ли тот в деревне.
— И ты пойдешь на это сборище? — возмущался на следующий вечер Матиас. — После того как он оставил тебя здесь, забрав остальных слуг внутрь?
— Гордость с голодом не живут вместе, — сказал Гельвидиус. Теперь он каждый вечер брал с собой Анну, носившую за ним табуретку, и Хелен, которую не с кем было оставить дома, так как Матиас трудился до темноты. У кожевников и кузнецов теперь было много работы: солдатам требовались оружие и доспехи, лошадиная сбруя.
В течение этого времени лорд Уичман каждый день отправлялся в набеги, нападая на мелкие отряды Эйка, хвастаясь затем своими успехами. Гельвидиус же превозносил в стихах храбрость и удаль лорда Уичмана, последний внимал ему с большим удовольствием.
Анна собирала объедки, стараясь опередить собак лорда, выпрашивала куски у пьяных солдат. Гельвидиус, питавшийся с главного стола, давал ей лакомства, которых она в жизни не пробовала: куропаток, кровяную колбасу, свинину, пирожки и многое другое. Сытая Хелен спокойно сидела в уголке с пальцем во рту. Спать им приходилось в том же зале, потому что на ночь ворота Стелесхейма запирались. Зато утром, отправляясь домой, Анна несла в сумке деликатесы для Матиаса.
Спать на полу пиршественного зала было для Анны невиданной прежде роскошью. Даже в холодные зимние вечера здесь не было холодно. Щеки крошки Хелен округлились, ноги Гельвидиуса окрепли, хотя он по-прежнему опирался на палку при ходьбе.
— Они все окрестности Гента превратили в пастбища, — сказал юный лорд Генри. Его щеку прорезал свежий шрам, которым он явно гордился. — Там столько скота, что хватит на прокорм тысячной армии.
— Почему же вы не пригнали хотя бы часть этого скота? — спросила Гизела.
— За животными ухаживают рабы, Эйка охраняют стада.
— Много у Эйка сил в городе? — нервно спросил мэр.
— Мы не подходили так близко к городу, чтобы их сосчитать, — ответил Генри, с упреком глядя на старшего кузена. — А могли бы.
Молодой Уичман в ответ только рыгнул и подозвал симпатичную племянницу госпожи Гизелы, разливавшую вино. У него, как выразился старый Гельвидиус, был «зуд между ног». Анна не понимала этого выражения, но заметила, что лорд постоянно крутится возле молодой женщины и той это не нравится.
Хелен уже спала. Анна пристроилась рядом с ней, убаюканная размеренным голосом поэта, начавшего сагу о Хелен. Молодой лорд слушал его с видимым наслаждением.
— …И вот слуги накрыли столы, и второе блюдо внесли, гул голосов на пиру мог бы затмить шум битвы жестокой. Но вот король Сикеус чашу поднял, к молчанию всех призвал. Огромные чаны, вином полны до краев, были в зал внесены, сам король, зачерпнув, первый кубок наполнил и пустил вкруговую.
И пригласил он Хелен собравшимся об Илионе поведать. «О благородная гостья, скажи нам, что знаешь ты…»
Анну разбудила собака, слизывавшая с ее пальцев остатки засохшей мясной подливы. Занималась заря. Рядом сопела Хелен. Гельвидиус заснул сидя, опустив голову на стол. Потом он будет жаловаться на затекшие мышцы.
Ей надо было выйти по нужде.
Она начала пробираться между спящими слугами и воинами, от которых несло элем, мочой и потом. Выгребные ямы находились у городских стен. Небо светлело, постепенно гасли последние звезды.
Над Стелесхеймом возвышалась внушительная каменная башня. Вокруг сгрудились деревянные постройки. Через открытую дверь одной из хижин Анна заметила свет зажженного очага. Кузнецы и кожевники работали за стеной города, чтобы не нарушать покой госпожи Гизелы и ее высокородных гостей.
Анна заметила у стены две темные фигуры, в одной из которых узнала племянницу Гизелы.
— Умоляю вас, лорд Уичман, — бормотала молодая женщина, пытаясь пройти в пиршественный зал. — У меня много работы.
— Какая работа может быть лучше той, что дам тебе я?
— Милорд, — она вырвалась из его объятий и попыталась убежать, — извините, но я не могу остаться.
Разозлившись, он схватил ее за плащ:
— Слышал я, что к моему побочному кузену Сангланту ты была снисходительнее. Ничего, снизойдешь и до меня.
Анне показалось, что она услышала шипение. Посмотрев вверх, девочка увидела над верхушками деревьев бледное сияние. Через мгновение в небо взмыло огромное существо, его золотистая чешуя засверкала в лучах восходящего солнца. Рычание сотрясло воздух.
Племянница Гизелы взмахнула руками и завизжала. Молодой лорд, еще не протрезвевший после обильных возлияний, покачнувшись, схватился за меч. Анна вскрикнула, когда дракон пролетел прямо над ее головой, изрыгая клубы дыма и пламени. Зрелище одновременно было прекрасным и ужасным.
