слово. То, что она не смогла найти недостатков в работе ткачихи, было высокой похвалой. — Не хочу, чтобы кто-то говорил, что мы повредили товар при кройке или шитье. — Помощница поспешно унесла ткань во двор. — У меня приготовлено для тебя двенадцать отрезов, которые нужно отнести назад твоей тете. Но вижу, у тебя есть какие-то дела, перед тем как ты вернешься домой. — Она указала на подготовленную красную ткань, которая лежала позади Анны. Сукновальщица ткнула пальцем в ткань точно так же, как настоятель Хумиликус. — Немногие могут добиться такого насыщенного красного цвета. Госпожа Сюзанна получила уже окрашенную шерсть?
Анна выдавила из себя пресную улыбку. Как это ненавистно — быть немой. Отсутствие голоса, все равно что отсутствие рук, становится более заметным, когда вы не думаете об этом и инстинктивно пытаетесь затянуть пояс или взять кусочек яблока; но у этого состояния есть и свои преимущества.
— Что ж, тебе нечего сказать! Это неудивительно. Твоя тетя много сделала для Гента с тех пор, как эйка выгнали отсюда. Если бы я не знала, что ты немая, предположила бы, что ты загордилась и считаешь ниже своего достоинства говорить с такими людьми, как я! — У нее было круглое, полное лицо, на котором постоянно играла улыбка, но глаза ее не улыбались, в них навсегда притаилась зависть. — Однако ты достаточно взрослая, чтобы быть обрученной, и мне кажется, на празднике святой Ойи уже пересядешь на женскую скамью. Госпожа Сюзанна уже подыскала тебе мужа?
Анна покачала головой. Она не была против того, что тело ее менялось; это было неотъемлемой частью природы. Но ей не нравилось, когда люди пытались соблазнить ее предложениями о браке. В конце концов, никто в действительности не заботился о ней.
— Хотя у тебя забавный цвет кожи, это так, но ты здорова и могла бы составить хорошую партию молодому человеку из преуспевающего семейства, ваш союз пошел бы на пользу обеим нашим семьям. У меня есть племянник. Он хороший парень, ему почти девятнадцать… — Казалось, сукновальщица готова была говорить без остановки, но с улицы раздались чьи-то вопли, сопровождаемые сердитыми голосами. — Гута, принесите племяннице ткачихи подготовленную ткань. — К счастью для Анны, она удалилась во двор, откуда доносились ругань и крики.
Девушка, не старше Анны, передала ей подготовленную и высушенную ткань, как только Анна прикрепила за пояс веретено и прялку. Она положила ярко-красную ткань между другими слоями, для большей надежности, и дважды топнула, чтобы привлечь внимание Хелен. В руках она держала двенадцать отрезов ткани, которые госпожа Сюзанна продаст портным или сама сошьет из них накидки и зимнюю одежду. Удовлетворенно вздохнув, Анна покинула дом сукновалыцицы.
Как обычно, она оставила самую приятную доставку напоследок.
Ей нравилось бывать во дворце правителя города. Охранники на воротах узнали ее и беспрепятственно позволили пройти внутрь вместе с девочкой. Парень, не старше двадцати лет, наклонился что-то сказать ей.
— Прошу тебя, сестренка, передай от меня добрые слова прекрасной Фредерун. Я знаю, она благоволит тебе за красивые ткани, которые ты ей приносишь.
Второй охранник фыркнул.
— Эта девушка немая, Эрнуст. Она ничего не сможет сказать прекрасной Фредерун, да даже если бы и сказала, вряд ли тебе это поможет! Она никого не допускает в свою опочивальню с тех пор, как уехал лорд Уичман. Продолжай свой путь, детка, и оставь нас здесь на морозе. Быть может, это немного остудит пыл Эрнуста и он придет в себя!
За воротами все располагалось так аккуратно, что трудно было запутаться. Конюшни и складские помещения были на одной стороне, сам дворец на другой, кухни разместили в дальнем конце центрального внутреннего дворика, так что если бы вспыхнул пожар, огонь не переметнулся бы на другие здания. Несмотря на временное пребывание эйка, дворец остался практически нетронутым. Одно крыло конюшен все еще лежало в руинах, три складских помещения были сожжены дотла и находились на разных стадиях восстановления. Восточные ворота обрушились, превратившись в огромную груду камней, но слишком много времени потребовалось на восстановление внутреннего убранства дворца, чтобы в нем можно было жить, поэтому только этой зимой его владелец отправил людей в Кассель и Отун найти хороших инженеров, которые смогут восстановить ворота.
В самом дворце был огромный зал и несколько крыльев, одно из которых было высотой в три этажа, которые надстраивались в течение многих лет. Анна обошла вокруг дворца и приблизилась к черному входу, ее провели в комнату для слуг — большое помещение, наполненное женщинами, занятыми различными делами. Кто-то сшивал полотна, смешивал напитки, другие перевязывали пакетики с ароматическими травами, чтобы убрать затхлый запах в закрытых зимних комнатах наверху, третьи полировали серебряное блюдо главы города, спасенное им во время отступления из Гента.
Фредерун стала главной среди служанок во дворце в основном потому, что лорд Уичман быстро выделил ее среди остальных, когда взял на себя управление городом Гентом после великой победы над Кровавым Сердцем и эйка. Ее стул находился за самым большим столом, знак превосходства и власти. Как только она увидела Анну, она подозвала ее и забрала из ее рук плащ. Поднявшись, она встряхнула его. Работа в комнате приостановилась.
— Действительно, — сказала Фредерун, — на сей раз госпожа Сюзанна превзошла саму себя!
Плащ был богатого алого цвета, на меховой подкладке, изящно расшитый причудливыми сказочными драконами, отделанными золотой нитью.
— Но ведь он не для тебя, Фредерун? — требовала ответа пожилая женщина, чье лицо пересекал ужасный шрам, отметина топора эйка.
— Нет, для лорда Хродика. Теперь, когда лорд Уичман ушел на войну, он воображает, что станет славным защитником города. Плащ будет развеваться поверх его доспехов.
Женщины рассмеялись.
— Вы имеете в виду доспехи его сестры, — продолжала изувеченная женщина. — Он никогда не будет таким же достойным воином, как его сестра леди Амалия, упокой Господь ее душу.
Все женщины прижали к груди Круг Единства и зашептали молитву о мире. Многие из них помнили благородную леди, которая умерла от тяжелых ранений после сражения за Гент, в котором граф Лавастин и король Генрих одержали победу.
— Нет смысла вспоминать все ошибки бедного молодого человека, — отругала их Фредерун. — Крысы сбежали из норы, а мыши, что остались с нами, будут гораздо более любезными хозяевами.
— Истинные слова, — согласилась изувеченная женщина, обнимая Фредерун за плечи. — Ты приняла главный удар. Ни одна из нас не забудет этого.
Фредерун провела пальцем по драконам, вышитым по краю роскошной ткани. У нее были мечтательные глаза прозрачного коричневого цвета, какими смотрят на возлюбленных, легкие волосы были убраны назад и покрыты платком, завязанным так свободно, что вьющиеся пряди выбивались из-под него, чудесно обрамляя ее лицо. Все согласились бы, что она вторая по красоте женщина Гента.
— Пойдем, — сказала она, нетерпеливо стряхивая с себя всю мечтательность, чтобы ответить на слова служанки, — эти две девушки, должно быть, сильно замерзли, на улице такой сильный ветер. Лорд Хродик может увидеть свой плащ, как только пожелает! Пойдем, детка, посидите у очага, на улице такой холод. Сейчас тебе и твоей сестренке принесут горячего сидра, чтобы согреться. — Она обратилась к молодой служанке. — Дай им по кусочку яблока и немного пирога со стола лорда. — Она дважды хлопнула в ладоши. — Все за работу! Никто не спит! В эти месяцы у нас слишком мало света. Фастрада! — Изувеченная женщина взяла у нее плащ, чтобы свернуть его. — Прошу тебя, проследи за тем, чтобы плащ доставили лорду Хродику.
— Ты же знаешь, Фредерун, он опять начнет жаловаться, что не ты принесла ему плащ.
Фредерун резко выдохнула, но взяла плащ и непринужденно продолжила складывать его. За долгие годы тяжелой работы руки ее стали крепкими, хотя ей и было не больше двадцати лет.
— Почему он считает себя хозяином того, что принадлежит Уичману?
Казалось, никто ее не слушал, может, потому, что ситуация была всем хорошо знакома.
— Разве ты не можешь поговорить с епископом Суплисией? — спросила Фастрада.
— Каким-то образом она приходится родственницей лорду Хродику. Почему она должна испытывать сострадание к такой служанке, как я? Разве я не должна служить их благородной семье?
— Я думала, ты служила во дворце бургомистра, а не в постели лорда.
