— Может, Келли на что-то и рассчитывал, — признает наконец. — Может, поэтому за меня и попросил. Откуда я знаю?
— И может, это объясняет, почему Рип так разозлился, — говорю, стараясь казаться спокойным, не выдать своего возбуждения. — Может, Рип понял, что Келли положил на тебя глаз…
— Рип Миллар вообще… отмороженный.
— Может, вы поэтому так хорошо друг с другом поладили.
— Это у тебя юмор сегодня такой?
— Ты что-то знала уже в тот день, — говорю. — Ты знала, что с Келли что-то случилось. За день до того, как уехала в Сан-Диего с этим говнюком. Келли еще не нашли, но ты уже знала, что Рип что-то предпринял…
— Заткнись! — вопит.
— Ладно, проехали, — говорю наконец, подходя к ней, лаская ладонью шею.
— Тебе все равно, я же вижу.
— Я ее не знал, Рейн.
— Но меня-то ты знаешь.
— Нет. Не знаю.
Наклоняюсь поцеловать в губы. Отворачивается. Бурчит: «Не хочу».
— Тогда убирайся, — говорю. — Чтоб ноги твоей больше тут не было.
— Аманда исчезла, а ты…
— Сказал же: мне все равно, — беру ее за руку. Тяну к спальне. — Идем.
— Пусти, Клэй. — Глаза зажмурены, на лице гримаска брезгливости.
— Если собираешься упираться, лучше уйди.
— А если уйду, что будет?
— Я позвоню Марку. Потом позвоню Джону. Потом Джейсону. — Пауза. — И не будет никакой пробы.
Она тут же жмется ко мне, и просит прощения, и увлекает за собой в спальню, и это именно то, к чему я стремился, иначе меня не заводит.
— Странно, что ты такой равнодушный, — говорит она позже в сумраке спальни.
— Почему? — спрашиваю. — Почему странно?
— Ты же Рыбы.
Лежу, переваривая услышанное, раздумывая над тем, во что же я превратился.
— Откуда ты это знаешь?
— Мне Аманда сказала, — шепчет.
Молчу, хотя очень трудно не реагировать.
— Можешь назвать самую страшную вещь, которая с тобой произошла? — говорит, и вопрос кажется смутно знакомым.
Я знаю, что это за вещь, но делаю вид, будто не могу вспомнить.
В музее Гели [74] — прием, устраиваемый двумя совладельцами студии «Dreamworks» в честь куратора новой выставки, и я иду один, и настроение получше, вальяжно брожу по залам, потягиваю аперитив, слегка подшофе, потом стою на открытой веранде, вглядываясь в плотную черноту неба, и думаю: «Что бы сказал Мара?» [75] По пути наверх я оказался в одном вагончике [76] с Трентом и Блэр, сидел, уткнувшись носом в стекло, не сводя глаз с автомобилей, мчавшихся по шоссе под нами, тупо кивал, слушая, как Алана костерит своего пластического хирурга, а теперь, с площадки, где я стою, ничего не различить во мраке каньонов, а потом вдруг притаившийся внизу город разом вспыхивает всеми огнями, и я то и дело посматриваю на телефон, проверяя сообщения, и почти приканчиваю второй мартини, когда паренек в курточке официанта сообщает, что ужин подадут через пятнадцать минут, а потом на месте паренька — Блэр.
— Надеюсь, ты хотя бы не за рулем, — говорит.
— Зато пришел мрачным, а теперь вполне счастлив.
— Судя по виду, настроение у тебя действительно неплохое.
— Так и есть.
— На днях в «Спаго» я, грешным делом, решила, что тебя уже ничем не развеселить.
— Нашлось средство.
Пауза.
— Пожалуй, мне лучше не знать какое.
Допиваю мартини, ставлю бокал на парапет и кротко ей улыбаюсь; меня слегка покачивает, а Блэр вглядывается в поблескивающую чешую моря в изгибе далекой бухты.
— Сперва не хотела подходить, а потом передумала, — говорит, пододвигаясь ближе.
— Откровенность за откровенность: мне приятно, что ты подошла. — Отворачиваюсь, чтобы еще раз взглянуть на город. — Почему ты так долго меня избегала? С какой стати?
— Себя берегла.
— Что изменилось?
— Я тебя больше не боюсь.
— Все еще на что-то надеешься.
— Мне все казалось, я смогу тебя изменить, — говорит. — Все эти годы.
— Чтобы я стал воплощением твоего идеала? — Замолкаю, додумывая мысль. — Или воплощением своего?
— Твоего, боюсь, не получится: люди такими не бывают, Клэй.
— Почему при этом надо смеяться?
— Мне интересно, общался ли ты с Джулианом, — говорит. — Или все-таки прислушался к моему совету?
— В смысле, к твоему приказанию.
— Называй как хочешь.
— Кажется, мы с ним виделись пару раз, но теперь он, судя по всему, ненадолго уехал. — Притормаживаю перед решающим выпадом. — Рейн сказала, что не знает, где он.
При упоминании Рейн Блэр говорит:
— Надо же, какие у вас у всех интересные отношения.
— Непростые, — соглашаюсь. — В наших лучших традициях.
— Я смотрю, вы ее по рукам пустили, — говорит. — Сначала Джулиан, потом Рип, потом Келли, теперь ты… — Пауза. — Интересно, кто будет следующим?
Отмалчиваюсь.
— Не мое дело, — пододвигается ближе. — И кстати, Рейн знает, где Джулиан. Согласись: если я знаю, где Джулиан, то она-то тем более знает.
— От кого ты знаешь? — осекаюсь. — Ах, ну конечно! Твой муж ее агент. Агентурные сведения.
— Да нет. К тому же агент ей не поможет. — Пауза. — Думаю, ты и сам это понимаешь.
— Так где Джулиан? — не отступаюсь.
— Зачем тебе знать, где он? — спрашивает. — Или вы по-прежнему дружите.
— Раньше дружили, — говорю. — Но теперь… нет. Пожалуй что нет. Разбежались, — умолкаю, но не могу с собой справиться. Спрашиваю снова: — Где он? Откуда ты знаешь, где он?
— Держись от него подальше, — мягко увещевает Блэр. — Больше от тебя ничего не требуется.
— Почему?
— Потому что так будет лучше для всех.
Я подставляю ей губы, ощущая спиной взгляды статуй, и свет, льющийся от фонтанов, и как позади нас на небосклоне моря восходит отраженье луны.
— Про тебя столько разного говорят, — шепчет Блэр. — Но я ничему не верю.
Открываю дверь своей квартиры. Свет выключен, и только чуть повыше дивана белый прямоугольный
