— Слушай, тебя тут давно не было…
— Почему ты вообще о ней спрашиваешь? — говорю, свирепея. — Мы тогда не общались.
— Ты чего? — удивляется он. — Мы виделись прошлым летом.
— Кто тебе сказал про Меган Рейнольдс?
— Не помню. Кто-то. Что ты ей помогаешь… протежируешь…
— Я ее дрючил, Джулиан.
— А она сказала, что…
— Плевать, что она сказала, — встаю. — Все вранье.
— Сядь, — вкрадчиво говорит он. — Не вранье, а шифр.
— Вранье! — рычу, вдавливая окурок в пепельницу.
— Просто особый язык, который надо освоить, — говорит он. И потом заботливо: — Сядь и закажи кофе — бодрит. — Пауза. — Чего ты злишься?
— Я пошел, Джулиан. — И действительно начинаю двигаться к выходу. — Как обычно, пустая трата времени.
Синий джип следует за мной от отеля «Беверли-Хиллз» до того места, где я выхожу из такси напротив комплекса «Дохини-Плаза».
За семь часов моего отсутствия в квартире произошли неуловимые изменения. Звоню консьержу, стоя над письменным столом в кабинете. Компьютер включен. Уходя, я его выключил. Смотрю на стопку бумаг рядом с монитором. Когда консьерж берет трубку, смотрю на нож для вскрытия конвертов, лежащий поверх стопки. Уходя, я убрал его в верхний ящик стола. Разъединяюсь, ничего не сказав консьержу. Иду по квартире, спрашивая: «Кто здесь?» Наклоняюсь над кроватью в спальне. Провожу рукой по покрывалу. Чужой запах. В третий раз проверяю дверь. Заперта. Долго (слишком долго) смотрю на елку в гостиной, затем иду по коридору к лифту и спускаюсь в холл.
Ночной консьерж сидит за стойкой в холл — освещение приглушено. Иду к нему, не совсем понимая зачем. Он отрывает взгляд от портативного телевизора.
— Ко мне никто не заходил? — спрашиваю. — Вечером? Пока меня не было?
Консьерж просматривает журнал записи посещений.
— Нет. А что?
— Похоже, кто-то у меня побывал.
— В каком смысле? — уточняет консьерж. — Я не понимаю.
— Мне кажется, что в мое отсутствие кто-то поднимался в квартиру.
— Я здесь неотлучно, — говорит консьерж. — К вам никто не поднимался.
Стою с идиотским видом. Слушаю рокот вертолета, пролетающего над зданием.
— Да и как бы он поднялся: лифт без ключа не открывается, а ключ у меня, — говорит консьерж. — И Бобби вон снаружи дежурит. — Кивок в сторону охранника, привалившегося к косяку у подъезда. — Вы уверены, что вам не показалось? — В голосе появляется усмешка. Видно, только сейчас заметил, что я нетрезв. — Может, глюк? — подмигивает.
«Не заводись, — приказываю себе. — Забудь. Спусти на тормозах. Иначе такое начнется…»
— Вещи переставлены, — бурчу. — Компьютер включен…
— Что-нибудь пропало? — спрашивает консьерж, теперь уже откровенно паясничая. — Хотите, чтобы я вызвал полицию?
Бросаю сдержанно:
— Нет, — и потом тверже: — Нет.
— Такая спокойная ночь.
— Ммм, — мычу я, ретируясь к лифту. — Вот и прекрасно.
Актриса, проходившая утром кастинг, соглашается составить мне компанию на ланч в «Соmme Ca» [24]. Стоит ей появиться в лофте нашего кастинг-директора в Калвер-Сити, как я ощущаю исходящую от нее угрозу, отчего голова идет кругом, вытесняя страх, что позволяет выглядеть скучающим и расслабленным. Ко мне не обращался ни ее агент, ни представляющая ее компания — я не знаю, чья она протеже (если б знал, все было бы иначе). Изначальную неловкость преодолели, но напряжение все равно остается. Она потягивает шампанское; на мне темные очки; она то и дело поправляет прическу, уклончиво рассказывая о своей жизни. Живет в Елисейском Парке [25]. Работает метрдотелем в «Формоза-кафе» [26]. Откидываюсь на спинку стула, пока она отвечает на CMC. Заметив это, извиняется. Без жеманства, но очень продуманно. Она из породы тех, кто ничего не делает просто так.
— Какие планы на Рождество? — спрашиваю.
— Родители.
— Что-то некреативно.
— Как есть, — смотрит на меня с легкой усмешкой. — А что?
Пожимаю плечами:
— Ничего. Просто интересуюсь.
Снова поправляет прическу: волосы светлые, с химической завивкой. Когда промакивает губы, на салфетке остается бледный след от помады. Небрежно рассказываю про вчерашние вечеринки. Актриса под впечатлением, особенно при упоминании первой. Говорит, что туда ходили ее друзья. Говорит, что и сама собиралась, но не смогла из-за работы. Называет имя модного молодого актера и спрашивает, был ли он там. Когда говорю, что был, выражение лица выдает ее с потрохами. Тушуется.
— Извините, — говорит. — Он идиот.
Потом добавляет, что половина гостей на вечеринке — фрики; упоминает наркотик, название которого мне незнакомо; рассказывает страшилку, в которой фигурируют лыжные маски, зомби, фургон, цепи и некая тайная секта; спрашивает про латинос, исчезнувшую в пустыне. Называет имя не известной мне актрисы. Я концентрируюсь, цепляясь за свое первое впечатление, боясь разрушить иллюзию. Речь почему-то заходит о фильме «Личины» по моему сценарию. И тут пазл складывается: она для того и спросила про модного молодого актера со сногсшибательной спутницей, которую я практически изнасиловал взглядом, чтобы перевести разговор на фильм «Личины»: у него там была небольшая роль. «Не стоит об этом». Смотрю на машины, проезжающие по Мелроуз. «Я там недолго пробыл — меня ждали на другой вечеринке». И вдруг вспоминаю блондинку, выступающую из темноты в Бель-Эйр. Странно, что до сих пор ее помню, что этот кадр по-прежнему перед глазами.
— Как вам кажется, проба прошла удачно? — спрашивает актриса.
— По-моему, супер, — говорю. — Лучше не бывает.
Она смеется, довольная. На вид ей лет двадцать. А может, тридцать. Не угадаешь. Когда знаешь наверняка — неинтересно. Рок. «Рок» — вот слово, занозой засевшее в мозгу. Актриса полушепотом повторяет начало монолога из «Слушателей», с которым пришла на кастинг. Прежде, чем приглашать на ланч, я убедился, что режиссер и продюсер не видят ее в этой роли. Только поэтому она здесь, сколько раз это уже повторялось, и я думаю, что вечером надо опять на премьеру и что в шесть встречаюсь с продюсером в Уэствуде. Смотрю на часы. Времени еще предостаточно. Актриса допивает шампанское. Предупредительный и красивый официант вновь наполняет бокал. Я не пью, нет необходимости, нечто за этим ланчем возбуждает сильнее алкоголя. Теперь ход за ней, если она рассчитывает хоть на какое-то продолжение.
— Ты счастлив? — вдруг спрашивает она, сжигая мосты.
Изобразив изумление, отвечаю:
— Да. А ты?
Она наклоняется вперед, оказывается совсем рядом.
— Все в твоих руках.
— Тогда пошли? — смотрю ей прямо в глаза.
Следующий час мы проводим в спальне моей квартиры на пятнадцатом этаже комплекса «Дохини- Плаза». Этого более чем достаточно. Под конец она говорит, что не знает, на каком она свете. Я говорю, что
