Раймундом Тулузским, шли восточнее гор Нусаири, а предводительствуемые Готфридом Бульонским и Робертом Фландрским — вдоль побережья. Арабские правители Триполи, Бейрута, Сайды, Тира, чтобы удержать эти отряды от враждебных действий, высылали им всевозможные дары — деньги, продукты питания, бочки с питьевой водой, направляли послов, которые предлагали крестоносцам беспрепятственный переход через владения своих князьков, желавших оградить собственные города и их окрестности, богатые виноградниками, огородами, фруктовыми насаждениями, от ярости франкских полчищ. Крестоносцы, таким образом, почти не встречали сопротивления. Крупные схватки произошли с- сельджуками лишь за Тортозу, Джабалу и Акру — овладения этой последней крепостью тщетно добивался граф Тулузский, намерения которого, однако, не поддержали другие вожди.
В конце мая 1099 г. рыцарские ополчения вступили на ливанскую, а затем на палестинскую землю. Успехи явно вскружили головы некоторым главарям: после захвата Рамлы, ставшей епископством, среди них стали раздаваться голоса, требовавшие направиться к Египту и Вавилонии. 'Если милостью Божьей одолеем царя египетского, то сможем взять не только Иерусалим, но и Александрию, и Вавилонию, и многие царства' — так передает хронист эти фантастические проекты, роившиеся в головах наиболее тщеславных и алчных воителей Креста. 'Помощь братьям-христианам' была словно забыта ими — они помышляли лишь о возможности завоевания 'многих царств'. Будучи чистой фантазией, планы подобного рода, естественно, не получили поддержки и остались благими пожеланиями.
Обойдя стороной большие прибрежные города (Триполи, Бейрут, Сайду, Тир, Акку, Хайфу, Кесарию), крестоносцы от Арсуфа взяли направление на Иерусалим. По пути отряды Танкреда и Бодуэна Ле Бурга овладели городком Вифлеемом, где, по евангельским сказаниям, родился Иисус Христос. Танкред немедля изъявил притязания на город и прикрепил было уже свой штандарт к шпилю тамошней церкви Богородицы, однако из-за этого тотчас вспыхнула распря с Бодуэном Ле Бургом. Обстоятельства, впрочем, не позволили ей разрастись — надо было торопиться дальше.
На рассвете 7 июня 1099 г. крестоносцы подступили к Иерусалиму. Панорама святого города развернулась перед ними с высокой горы, которую они с того времени назвали Монжуа ('Гора радости'). Крестоносцы осадили город, считавшийся священным у народов, исповедовавших и христианство, и ислам, и иудаизм. Географическое положение делало Иерусалим труднодоступным для врага. Он расположен на высоком плато и открыт лишь с северной стороны, а с остальных защищен горными пропастями Кедрона и Хиннома. К тому же египетский комендант Иерусалима Ифтикар ад-Даула ввиду приближения франков принял необходимые меры к тому, чтобы надежно защитить город. Он изгнал оттуда всех жителей-христиан, загородил бойницы башен тюками с хлопком и сеном, наполнил городские водохранилища достаточным количеством воды и, напротив, распорядился привести в негодность все колодцы вокруг города. Стада скота были угнаны далеко в горы. Ифтикар даже восстановил древнеримские оборонительные сооружения. Гарнизон Иерусалима, правда, был невелик — в нем насчитывалось не более 1 тыс. воинов, но на подмогу им из Египта уже выступила большая армия под командованием визиря аль-Афдала.
Охваченные религиозным воодушевлением, крестоносцы втайне надеялись, что, едва только они приблизятся к Иерусалиму, его укрепления падут сами собой. Начиная с 12 июня рыцари несколько раз пытались взять город приступом, но безуспешно. Пришлось приступить к осаде, а она затянулась на пять недель. Для овладения иерусалимской твердыней с ходу у крестоносцев недоставало сил: пригодных к бою, как они считали сами, у них было не более 12 тыс., 'да к тому же, — пишет Раймунд Ажильский, — у нас имелась масса калек и бедняков. Рыцарей же в нашей рати было 1200 или 1300 и, как я полагаю, не более'. На первых порах заметно сказывалась также нехватка лестниц и прочих осадных приспособлений, в особенности метательных орудий.
На помощь рыцарям явились генуэзцы и англичане: несколько кораблей причалило в Яффе, которую египтяне, избегая боя, сразу эвакуировали. Купцы привезли воинам Креста хлеб и вино, а также веревки, гвозди, топоры и другие орудия и строительные материалы, необходимые для того, чтобы смастерить осадные башни, стенобитые орудия — тараны и лестницы. Вскоре, однако, фатымидский флот блокировал гавань Яффу. И так как египетские морские силы обладали явным превосходством, то вступать в сражение с ними было делом безнадежным. Генуэзские и английские суда крестоносцы разобрали, а их части использовали для осадных построек.
Несмотря на битву за общую, казалось бы, притом конечную цель, вожди не прекращали взаимных усобиц. Пришлось вмешаться священнослужителям, чтобы утихомирить раздоры соперников, деливших шкуру еще не убитого медведя. Вновь были инсценированы пророческие видения: на этот раз находившимся в экстатическом возбуждении воинам 'явился' епископ Адемар де Пюи, напомнивший им о необходимости единения в борьбе за Святой Град. 8 июля церковники объявили пост, устроили Крестный Ход вокруг Иерусалима. Процессии босых крестоносцев двинулись к Масличной горе. Петр Пустынник и другие священнослужители произнесли здесь пламенные проповеди, дабы возбудить рвение воинов.
13-14 июля крестоносная рать предприняла новые попытки штурма. К стене придвинули две огромные осадные башни, находившиеся под начальством Готфрида Бульонского и Раймунда Тулузского. Башни были собраны из коротких бревен и прикрыты сырыми кожами. Тщетно! Едва крестоносцы начали придвигать башни к стенам, со всех сторон полетели камни, пущенные из метательных орудий, и стрелы, бесчисленные, как град. Битва шла без каких-либо признаков победы. 'Когда наши, — рассказывает хронист-очевидец, — пододвинули орудия к стенам, оттуда [т. е. со стен. — М. З.] стали не только бросать камни и пускать стрелы, но и сбрасывать стволы деревьев и зажженные пуки соломы; потом они [сарацины. — М. З.] начали кидать в наши орудия просмоленные, намазанные воском и серой деревяшки, обертывая их в горящие тряпки… Они были со всех сторон… еще утыканы гвоздями для того, чтобы, куда бы ни попадали, цеплялись и, цепляясь, воспламеняли бы [лестницы и метательные орудия]. Деревья же и солому кидали, чтобы хоть пламя остановило тех, кого не могли сдержать ни меч, ни высокие стены, ни глубокий ров'. Воздавая всяческие хвалы бесстрашным крестоносцам, латинские хронисты не могут вместе с тем скрыть и правду о стойкости арабских защитников города. 'Сарацины, — пишет Фульхерий Шартрский, — стали действовать против них [крестоносцев. — М. З.] и поливали кипящим маслом и жиром и пылающими факелами упомянутую башню и рыцарей, которые в ней находились. И таким образом для многих сражавшихся с той и с другой стороны наступала смерть быстрая и преждевременная'.
Наивысшего ожесточения приступ достиг 15 июля. Около полудня атакующие ворвались в Иерусалим, и вскоре город пал. Захватчики понесли огромные потери — и во время длительной осады, и в дни самого приступа — под градом камней, стрел, от пламени снарядов с греческим огнем, которые обрушивали на головы осаждавших египетские воины.
Особенно мужественное сопротивление оказали захватчикам арабы, оборонявшие мечеть аль-Акса, или, как ее называют латинские хронисты, 'храм Соломона', и те, кто засел в башне Давида, в западной части города. В конце концов Ифтикар ад-Даула сдал крепость крестоносцам и открыл Яффские ворота, выговорив себе право свободно уйти из города.
'Спасители Гроба Господня', охваченные фанатизмом и жаждавшие отомстить иноверцам, которые доставили им столько треволнений своей твердостью и доблестью и причинили такие потери, с яростным ожесточением ринулись на жителей и богатства захваченного города. Кровавая баня и повальные грабежи, учиненные в Иерусалиме, затмили разгром Антиохии. 'Войдя в город, — рассказывает итало-норманнский хронист, — наши пилигримы гнали и убивали сарацин до самого храма Соломонова, скопившись в котором, они дали нам самое жестокое сражение за весь день, так что их кровь текла по всему храму. Наконец, одолев язычников, наши похватали в храме множество мужчин и женщин и убивали, сколько хотели, а сколько хотели, оставляли в живых'. Крестоносцы, продолжает он, рассеялись по всему городу, 'хватая золото и серебро, коней и мулов, забирая себе дома, полные всякого добра'. В мечети халифа Омара ('Соломоновом храме') рыцари вырезали не менее 10 тыс. человек: по крайней мере такое число называют латинские очевидцы (арабские писатели приводят данные в семь-десять раз более высокие). Раймунд Ажильский, вероятно сгущая краски, чтобы произвести надлежащее впечатление на читателей, утверждает, будто в храме Соломоновом 'кровь доходила до колен всадника и уздечек коней'.
Первыми ворвались в мечеть аль-Акса Танкред и Ротфрид Бульонский, 'и, сколько они пролили в тот день крови, едва ли, — признается тот же богобоязненный автор, — можно поверить'.
Резня и грабежи перемежались с истовыми молитвами перед Гробом Господним. От молитв рыцари снова переходили к кровавому разбою. Они убивали всех — мужчин и женщин, детей и стариков, здоровых и калек. 'Не было места, где сарацины могли бы избежать убийц'. Головы младенцев разбивали о камни.
