историографии, при характеристике действительно полярных мнений историков о том, чем было масонство в России, можно ли его именовать силой прогрессивной или, наоборот, глубоко реакционной (с. 16–17).
Затем, уже во второй главе, автор высказывает мысль о том, что глубоко индивидуальная работа духа по самоусовершенствованию не может быть совместима с общественной практикой масонов, в том числе и с ритуалом, принятым в большинстве масонских лож (с. 119). А это, в свою очередь, ведет к подмене содержания формой, если в масонстве вообще можно найти содержание. Далее в диссертации утверждается, что различие интересов, с которыми шли в ложи представители российского дворянства (и не только они), не позволяет выделить сколько-нибудь общих целей масонского движения (с. 154).
Наконец, автор формулирует афористичный, но сомнительный с научной точки зрения тезис: масонство — идеально организованная пустота, готовая форма, которую каждый может наполнить собственным содержанием (с. 170). Таким образом, одно из ключевых положений концепции автора состоит в том, что масонство было востребовано в России именно как чистая форма, не обладающая никаким содержанием и тем самым полезная всем, кто хотел общественной самоорганизации: мистикам, авантюристам, карьеристам, просветителям, декабристам, скучающим российским прожигателям жизни, иностранным агентам и многим другим. И именно поэтому правительство до времени его терпело. Как только форма наполнялась каким-либо содержанием (вне зависимости от его характера), она признавалась вредной и ее официально запрещали. Сначала Екатерина II, затем ее внук Александр.
Позволим себе не согласиться с этим положением. На наш взгляд, масонство обладало (в то время) собственным содержанием. Если бы этого не было, то оно очень быстро стало бы клубом по интересам, а не целью жизни многих замечательно умных, образованных и талантливых людей, составлявших и совершенствовавших уставы масонских лож, переводивших масонские произведения на русский язык, писавших поэмы и трактаты масонского содержания. Примеры приводить здесь не будем, они во множестве содержатся в диссертации. Укажем лишь, что, на наш взгляд, содержанием масонства от его возникновения и по крайней мере до середины XIX в. была
Именно тайна была тем полем, на которое как магнитом тянуло людей, не только молодых, но и многое повидавших и многого достигших. Это тайна особого знания, не подвластного ни механицизму естественных наук, ни упрощенности массового сознания, ни бюрократической рациональности власти, ни даже художественному чутью поэта. Она не была и не могла быть раскрыта, потому что раскрытая тайна — не более чем оксюморон. С ней произошло лучшее, что могло произойти, — она была забыта, и были заброшены пути, к ней ведущие. Поэтому, как представляется, во времена поиска тайны масонство вышло на уровень великой культурной традиции, но не смогло на этом уровне удержаться и деградировало (упростилось) вместе с массовым сознанием.
То, что текст диссертации вызывает стремление к полемике, следует считать одним из достоинств работы. В качестве же недостатка отметим практически полное отсутствие в историографической части диссертации советского периода развития отечественной исторической науки. Автор, идя по пути многих современных молодых ученых, утверждает, что в советское время тема, ее интересующая, не изучалась. Однако отсутствие специальных исследований по теме диссертации не означает ах отсутствия вообще. Нам достаточно сослаться на труды Фелицы Ивановны Тучкиной и Глеба Борисовича Охотникова, посвященные деятелям российского просвещения конца XVIII в., декабристам, общественному движению начала XIX в. В книгах в статьях зла ученых представлены два разных подхода, используемых в оценке российского масонства в советский период развития исторической науки. Первый подход требует характеристики масонского движения в России как реакционного, в полной мере обскурантистского. Второй выделяет в нем прогрессивные тенденции и рассматривает в первую очередь те стороны масонства, которые позволяют пусть осторожно, но все же сближать его с освободительным движением «декабристского» этапа.
В заключение отметим, что указанные недостатки и сделанные замечания не снижают ценности проделанной работы научного исследования. Представленная диссертация является самостоятельным и завершенным научным исследованием, разрабатывающим актуальную научную проблематику, имеющую теоретическое и практическое значение, отличается новаторской авторской позицией, научным поиском, вносит важнейший вклад в отечественную историческую науку, углубляет и расширяет научные знания по сложной и важной для современного общества теме.
Диссертация соответствует требованиям п. 8 положения ВАК «О порядке присуждения научным и научно-педагогическим работникам ученых степеней и присвоения научным работникам ученых званий».
Я перечитал отзыв, убрал из него упоминание о поэмах, вставил дату, заново распечатал в двух экземплярах, подписал, собрался и вышел, взяв портфель, но забыв зонт. А ведь ворона предупреждала меня, что дождь будет не сильный, но гадкий, к тому же с холодным ветром. Что в проводах троллейбуса номер двадцать восемь отключат ток. Что жадные водители маршруток будут набирать комплект пассажиров у метро «Парк культуры», а мимо моей остановки проноситься со свистом каждые десять минут. После третьей я решил, что метро — тоже вид транспорта, хотя внешне и напоминает изящно отделанную газовую камеру. И! Отзыв лег на стол секретарши в ректорате за пару минут до двух — и значит, не сегодня-завтра он будет заверен проректором по науке. Вот тогда-то я его и заберу. А сейчас мой девиз: портфель — метро — «Историчка».
Вообще-то литературу в отделе редких книг полагается заказывать в своем зале, а на следующий день с гордым видом шагать на пятый этаж, стучаться в закрытую изнутри дверь и получать заказанное в маленьком зальчике с пятью столами и двумя книжными шкафами позапрошлого века, у сотрудников отдела, принимающих у себя читателей с радушием антивирусной программы.
Поэтому я позвонил с дороги нашей бывшей аспирантке Машеньке, нынче Марии Львовне, заведующей одним из отделов «Исторички», и объяснил, что мне позарез нужна книжка. И прямо сейчас. Милая девушка. Лет пять назад, когда я был у нее рецензентом на предзащите, у нас все складывалось, складывалось, да не сложилось. Оно и к лучшему, мы до сих пор в прекрасных отношениях. Она обо всем договорилась, и по приходе моем в закуток на пятом этаже юноша в расписном свитере, осыпанном книжной пылью и перхотью, вынес мне конволют.
Итак: переплет картонный, на красном поле белые, синие и желтые завитки-барашки. Форзац кожаный с наклейкой, на которой надпись тушью иди чернилами, цифры «985». На обратной стороне, в углу, чернилами же — «9858» и фамилия, которая начинается на «Ч» или «У» и заканчивается на «скій». На первой странице печать — золотой овал. В нем золотые же буквы шрифта, похожего на готический: «Б. П. В. Ц.». Что скажете, Ватсон? Переплет не библиотечный. Сборник попал в «Историчку» из частного собрания, видимо, этого самого Ч-кого. Или из библиотеки организации с аббревиатурой БПВЦ. Логично, но что нам это дает? Решим потом, а пока рассмотрим, что там внутри. Несколько книг формата в 1/32 печатного листа.
1. Война Турецкая (отрывок из истории лейб-гвардии Измайловского полка, писанный оного полка бывшим Поручиком Н.И.К.). 1822 г.
2. Паломник Киевский, или Путеводитель по монастырям и церквам киевским для богомольцев, посещающих святыню Киева. Киев. 1842.
3. Устав С. — Петербургского вольного общества любителей российской словесности. СПб. 1819.
4. Изображение российской истории, сочиненное Г. Шлецером, С.-Петербургским, Гетингентским и Стокгольмским Академиком. Перевел с французского языка лейб-гвардии Измайловского полку Сержант Николай Назимов.
5. Ночной Соловей или Два жениха. Русская повесть сочинения Н.З.М. 1835.
6. Черты Ветхого и Нового Человека. М. В университетской типографии. 1818.
7. Ручная книжка или украинский эконом, изданный на новый 1820-й год Андреем Вербитским. В Харькове в Университетской типографии, 1820 года.
Семь — хорошее число. Но мне нужен номер шесть. Титульный лист такой же, что в купленном мной экземпляре и в том, что хранится в библиотеке альмаматери. Но дальше… madre mia! В книжке было 25 страниц. Я достал сканер, быстро (но равномерно) пробежался по строчкам. В поэме оказалось 67 строф. В два раза больше, чем в каждом из тех экземпляров, которые я держал в руках. Вот и последняя строфа
