Ужасы. Мужчины все эти с их любовью. Рейта с Клареном...
-- Мама, а где папа? - спросила Миари.
И тогда Ивик проснулась.
Кельм вернулся только к вечеру. Ивик уже почти забыла сон, так встревоживший ее. Не думала она и о дикой версии Дамиэля. В конце концов, наверное, Кельм прав.
И значение сна было ей понятно. Скачет подсознание, пытается сформулировать, какой выбор предстоит совершить. Только ведь подсознание - довольно глупая штука. Категоричная. В жизни все не совсем так. Или даже совсем не так... Ивик устала об этом думать. А когда стемнело, пришла тревога.
Это глупо - Кельм не сказал, когда вернется, он мог и на два дня уйти, и больше. Путь не близкий, а если он решил возвращаться по Тверди - тем более. Но Ивик вдруг - может, под влиянием дурацкого сна - стало казаться, что он не придет вовсе.
Что он убит. Или еще хуже - опять в плену. Только бы не это... Да нет, нет, ерунда. Но ведь у меня сильная интуиция, с ужасом думала Ивик. Я могу почувствовать.
Впрочем, воображение тоже сильное...
Когда щелкнул замок, Ивик не выдержала - пулей вылетела в коридор. И тотчас ткнулась лицом в родное, в теплое, и сильные руки обхватили ее голову.
-- Ну ты что, маленькая... ну я же недолго был. Ты что?
Они ели на кухне, соседи давно уже легли спать. Вернее, ел Кельм, с аппетитом, весь день ему перекусить не удавалось. Рассказывал про Курган, какой там мороз сейчас, и что ему удалось найти тамошний центр, вероятно, будем брать... Горели восемь свечей. Ивик не отрываясь смотрела на Кельма, как блестят его глаза, как движутся пальцы. Как он быстро и красиво ест. Как свечи отражаются в ложечках и в чае. Ивик тоже пила чай, прикусывая горький шоколад, не сводя глаз с любимого.
-- Пойдем, - он взял ее за руку, - давай посуду завтра, а?
Он обычно не любил оставлять посуду на потом. Это было необычно. Ивик, конечно, не возражала.
Они снова сидели рядом на диване, сплетя пальцы. Так что - всегда будет? - подумала Ивик. Да, пока мы вместе. Ведь мы же не можем быть вместе... надо использовать эти часы. Скоро все это кончится.
Ощущение неминуемой утраты, разлуки, словно смерти, захлестнуло ее.
-- А у вас пели эту... 'Светят звезды на небе, спят квиссаны в ночи?' - спросила она. Кельм засмеялся.
-- 'На окошке не гаснет огонечек свечи', ага. Квиссанский фольклор.
-- Она старая такая, да? Любовь моя, - запела Ивик, - пока мы вдвоем, ни боли, ни смерти нет...
Кельм подхватил, и они закончили вместе.
-- Хранить меня будет в бою под огнем глаз твоих ласковый свет.
-- Я раньше этого не понимал, - прошептал Кельм.
-- И я тоже, - сказала Ивик, - знаешь... а я ведь думала, что это невозможно. Я думала, что любовь... это, ну... например, после смерти. Это... помнишь, я рассказывала про случай, когда меня ранили. Что у меня было видение, и он меня спас... кто-то. Не знаю, может, ангел. Вот такая любовь. И я не думала, что такое может быть... с живым человеком.
-- Но ведь я же не спасал тебя. Разве что от Васи тогда.
-- Ты такой же, понимаешь? Ты сделал меня другой. Помог мне подняться.
-- Ивик, ты сама не понимаешь, какая ты...
-- Я обыкновенная.
