Кель, - сказала она, - ты сам не видишь, не понимаешь, какой ты? Ведь ты же действительно выдержал. Ты не сдался. Да, тебя убили внутри. Я понимаю. Но ты же все равно не сдался... И ты теперь говоришь, что... Кель, ты не понимаешь, какой ты классный на самом деле... Какой сильный. И ты не обращай внимания, что я реву. Ты говори. Тебе, может, легче станет. Я просто реву... от офигения... потому что понимаю все очень хорошо.
Кельм опустил глаза.
-- Мне кажется, ты действительно понимаешь, - глухо сказал он, - странно это. Меня на самом деле никто еще не понимал... после того. Ни разу.
Ивик шумно втянула воздух носом.
-- Меня и не уговаривали к психологу идти. У нас ведь как: если человек работает, выдает результат в Медиане, есть огонь - его не дергают. А я работаю. У меня все в порядке, все хорошо.
-- Наши психологи же так не делают, как там, в атрайде...
-- Я знаю. Но я не пойду никогда. И не надо мне. Я ведь живу, работаю. Все нормально.
-- А внутри боль.
-- А что делать... от этого никто не избавит, а жить как-то надо.
Ивик и это почувствовала. Одиночество. Ей это было знакомо. Она ощущала такое, когда встречалась с друзьями детства, с родственниками, с людьми, никак не связанными с войной. Когда ничего и не расскажешь толком, и не поделишься. И даже с Марком очень о многих вещах нельзя было говорить - она его берегла. Но по крайней мере, среди гэйнов этого одиночества не было, среди гэйнов она чувствовала себя своей и могла говорить обо всем.
А он и среди гэйнов - чужой. Слишком много боли. Больше, чем может представить человек. Слишком много.
-- Нас было трое, - вдруг сказал Кельм. Взгляд его заледенел. Ивик снова взяла его руку в свои ладони, и он уцепился пальцами, сжал крепко, до боли.
-- Нас было трое. Я не один туда попал. Я, мой брат по сену... и девчонка. Моя. Лени. Лени умерла... то есть они убили ее. Бросили в резервацию. Гнуски ее порвали. Я это видел, смотрел.
Ивик передернуло.
-- О Господи...
-- А брат мой... Вен. Он сдался. Сразу почти. Знаешь, я был рад, когда нас с ним после квенсена в одну часть распределили. Вроде, не так дружили, но все равно свой. Брат. Он почти сразу и сдался. Его, конечно, увезли в центр виртуального оружия, он там работал на них. Но вряд ли от него доршам было много пользы... там ведь в центре как раз человек работал, который меня вытащил, и тот разведчик все новые маки нашим передавал. Ты вот говоришь, я герой. Нет. Вот он - да. Он настоящий. Он там много лет работал, в Дарайе. Он меня потом в разведку рекомендовал. Знаешь, я вот сейчас с тобой поговорил... и даже вроде облегчение. И что это на меня нашло? Слушай, ведь правда - двенадцать лет никому. Вообще никому - ни слова.
-- Это хорошо, что ты рассказал. Ты рассказывай, если нужно, - тихо сказала Ивик.
-- Смотри, у тебя уже только пять твоих окон остались.
-- Ага... - Ивик скользнула взглядом по монитору. Там все было благополучно.
-- Ты правда, не думаешь, что я урод?
-- Кель... я тебе уже сказала, и скажу еще тысячу раз. Ты самый лучший. Я видела много гэйнов, все они хорошие люди. Мужественные, сильные. Но ты... ты на порядок просто отличаешься от остальных. Я думала - только в том опыте.. в том, что тебе пришлось пережить, что ты выдержал. Но и во всем остальном ведь тоже, - Ивик помолчала, сдерживая сердцебиение. Она уже очень, очень давно не говорила так откровенно, - ты очень сильный. Ты все можешь, все умеешь. Ты... ты очень красивый, честно. И ты добрый. Ты все понимаешь. И с тобой очень хорошо, надежно, и... ты не давишь. Ты никогда ничего из себя не корчишь, просто очень хорошо работаешь. У тебя вообще нет недостатков. У тебя только боли внутри много, и... Знаешь, если я когда-нибудь, не дай Бог, услышу о тебе что-то дурное... пусть меня посадят, расстреляют, но я этого человека просто убью на месте.
