Ланс Гольдфейн только что вернулся домой после похорон матери и задумчиво сидел на кухне дома, который теперь принадлежал ему.
Он вздохнул, потом вздохнул еще раз; видимо, до него донеслись обрывки разговора между родственниками, собравшимися в соседней комнате. Ясное дело. Очевидно. Может быть.
— Ты что, теперь не разговариваешь со своей мамой, когда она к тебе обращается? С глаз долой — из сердца вон, так получается?
На этот раз голос явно опустился вниз, казалось, его источник находится где-то у Ланса под носом. Он махнул рукой, словно пытался избавиться от паутины. Ничего. Вглядываясь в пустоту, Ланс пришел к выводу, что смерть матери повлияла на его рассудок.
Ну и повод, чтобы свихнуться! 'Когда я наконец избавился от нее, да благословит Бог ее душу, голос моей мамули продолжает надо мной нудеть. Иду, мамуля; если дело пойдет с такой скоростью, я очень скоро окажусь рядом с тобой. Прошло всего три дня, а у меня уже появился синдром вины'.
— Они уже принялись фрес, — объявил голос его матери, теперь он исходил откуда-то снизу. — И если ты простишь мне мое нахальство, Ланс, дорогой сыночек, кто, черт возьми, пригласил этого мамзер Морриса на мои похороны? Пока я была жива, я бы того штуми даже на порог не пустила! Почему же я должна смотреть на его толстую морду после смерти?
Ланс встал, подошел к раковине, включил воду и погасил сигарету. Потом выбросил окурок в мусорное ведро. Медленно повернулся и сказал, обращаясь к пустой комнате:
— Это несправедливо. Ты ведешь себя нечестно. Совсем несправедливо.
— О какой справедливости ты говоришь? — отозвался лишенный тела голос его матери. — Я умерла, а ты говоришь мне о справедливости? Тогда скажи честно: умереть — это справедливо? Женщине в расцвете лет?
— Мамуля, тебе ведь было шестьдесят шесть лет.
— Для женщины, находящейся в трезвом уме и доброй памяти, это самый расцвет.
Ланс принялся вышагивать по кухне, насвистывая мелодию 'Эли, Эли' просто так, чтобы немножко успокоиться, потом налил себе стакан воды и залпом выпил. Вновь обратился к пустой комнате:
— Мне довольно трудно осознать все это, мамуля. Я не хочу быть похожим на Александра Портного, но почему я? Никакого ответа.
— Где ты… Эй, мамуля?
— В раковине.
Ланс повернулся:
— Почему я? Разве я был плохим сыном? Разве давил насекомых, разве… разве я не протестовал против войны во Вьетнаме, когда только она началась? Какое я совершил преступление, мамуля, если теперь меня преследует призрак йенты?
— Ты уж, пожалуйста, следи за тем, что говоришь. Я ведь все-таки твоя мать.
— Извини.
Дверь из столовой распахнулась, на пороге стояла тетя Ханна в своих любимых галошах. За всю историю человечества в Южной Калифорнии ни разу не шел снег, но Ханна переехала в Лос-Анджелес двадцать лет назад из Буффало, штат Нью-Йорк, а там снег шел частенько. Ханна не хотела рисковать.
— В доме есть фаршированная рыба? — спросила она.
Ланс был озадачен.
— Хм-м-м, — загадочно ответил он.
— Фаршированная рыба, — повторила Ханна, пытаясь помочь ему разобраться в трудных словах. — Есть рыба?
— Нет, тетя Ханна, к сожалению. Элка забыла, а я был занят другими проблемами. Все остальное в порядке?
— Ну конечно, в порядке! Какие могут возникнуть неприятности в день похорон твоей матери?
Это у них семейное.
— Послушай, тетя Ханна, мне бы хотелось немного побыть одному, если ты не возражаешь.
Она кивнула и повернулась, чтобы уйти. На короткое мгновение Лансу показалось, что ему удастся выйти сухим из воды: тетя Ханна не слышала, как он с кем-то разговаривал. Однако она остановилась, посмотрела по сторонам и спросила:
— С кем ты разговаривал?
— Сам с собой, — неуверенно ответил Ланс, надеясь, что она купится на это.
— Ланс, ты нормальный парень. И не станешь разговаривать сам с собой.
— Я расстроен. Может быть, немного не в своей тарелке.
— С кем ты разговаривал?
— С одним типом из «Спарклета». Он принес бутылку горной весенней минеральной воды. И свои соболезнования.
— Тогда он сумел очень быстро выскочить за дверь: я слышала, как ты разговаривал с ним как раз перед тем, как войти сюда.
— Он большой, но очень шустрый. Один обслуживает всю территорию от Ван-Найс до Шерман-Оукс. Замечательный человек, тебе он понравился бы. Его зовут Мелвилл. Когда я с ним разговариваю, всегда вспоминаю о большой белой рыбе.
Ланс болтал чепуху, рассчитывая, что тетя Ханна примет все за чистую монету. Однако она удивленно посмотрела на него:
— Я забираю свои слова обратно, Ланс. Ты не такой нормальный, как я думала. Пожалуй, я вполне могу поверить, что ты разговариваешь сам с собой.
Она направилась обратно к обеспокоенным гостям. Прощай, фаршированная рыба.
— Мамуля, ты должна мне объяснить, что, черт возьми, здесь происходит. Ханна не может слышать твой голос?
— Думаю, нет.
— Что значит 'думаю, нет'? Ты же привидение, неужели ты не знаешь правил?
— Я попала сюда совсем недавно. И есть вещи, в которых не успела еще разобраться.
— Ты уже нашла партнеров для маджонга?
— Прекрати-ка умничать, да еще так нахально. Я ведь могу дать тебе по губам.
— Как? Ты же всего лишь эманация.
— А ты, оказывается, можешь быть ужасно противным.
— Вот теперь я верю — это и в самом деле ты! Сначала мне показалось, что я малость тронулся. Но это определенно ты, мстя мамуля. Только в данный момент мне прежде всего хочется узнать почему?! Почему ты, почему я? Из всех людей на свете, почему это случилось именно с нами?
— Ну, мы не первые. Такое происходит все время.
— Ты хочешь сказать, что Конан Доил действительно разговаривал с привидениями?
— Я с ним не знакома.
— Очень милый человек. Вполне сойдет за подходящего жениха. Ты там поглядывай по сторонам, обязательно его встретишь. Кстати, ты и в самом деле там, наверху?
— Какого балбеса я вырастила!.. Нет, я не там, наверху, я здесь, внизу. С тобой разговариваю.
— Ну-ну, говори, говори, — пробормотал он себе под нос.
— Я все слышала.
— Извини.
Дверь из столовой снова распахнулась, у порога сгрудилось около полудюжины родственников. Все они смотрели на Ланса так, словно он только что свалился с луны.
— Ланс, дорогой, — сказала тетя Рахиль, — ты не хочешь пойти переночевать к нам с Ароном? Здесь такая мрачная обстановка. У нас тебе не будет одиноко.
— Мрачная обстановка? Этот дом остался таким же солнечным, как и раньше.
— Но ты кажешься таким… таким… расстроенным…
За кухонными шкафчиками кто-то пренебрежительно фыркнул. Мамуле явно не понравились слова Рахиль. Надо заметить, что ей Рашель никогда особенно не нравилась. Арон был мамулиным братом, и она не сомневалась в том, что Рашель вышла за него замуж только потому, что он владел процветающим
