— Ладно, ты поезжай на лифте, а я просто полечу.
'Я знал этого типа Берда, он писал сценарии для телевидения, а потом колотил продюсеров из-за того, что они будто бы вносили изменения в его работу. Насколько мне известно, это просто еще один из тех писак, что специализируются на НФ.
Мы экранизировали сборник его рассказов 'Где вы прячете слона на космическом корабле?' Джордж, редактор книги, отправился на вручение литературных премий в Вашингтоне, а мне позвонил этот псих Берд — он хотел посмотреть верстку, перед тем как книга пойдет в печать. Ну, видит Бог, я главный редактор, а не лакей; поэтому я заявил ему, что мы не можем посылать верстку каждому, кто ее потребует. Тогда Берд сразу завелся и начал кричать, что он автор, и ругался так отвратительно, что я даже покраснел: по правде говоря, мне и в голову не приходило, что подобные вещи можно делать при помощи пылесоса. Поэтому, чтобы больше не слушать этого маленького извращенца, я просто повесил трубку; к тому же у меня было зарезервировано время на корте не мог же я сидеть и целый день слушать оскорбления!
В конце концов, я ведь главный редактор! Откуда мне было знать, что гранки набирались вместе со '100 самыми необычными историями' в Фонде Меннингера?[20] И не моя вина, что книга вышла на урду'.
Комната Кента Алларда была абсолютно голой. Спартанской. Стены выкрашены в мертвенно-белый цвет. И пол с потолком. И дверь, выходящая в коридор, и внутренняя часть пустого шкафа для одежды. И окна. Слабый свет зимнего холодного дня едва пробивался сквозь краску.
Однажды Призрак объяснил своему племяннику, почему ему нравится жить в такой комнате. 'Я провел слишком много времени в темноте, прячась в узких улочках и за дверями, дрожа от холода на пожарных лестницах, выпрыгивая из проклятых окон, не имея возможности за всю мою взрослую жизнь использовать дверь по назначению, я хочу, чтобы здесь у меня все было белым. Белым!' Его племянник понимал нужды стареющего дядюшки Кента. Они никогда не казались ему странными.
Теперь родственники сидели на полу, скрестив ноги, друг против друга. У Берда периодически возникала мысль, что неплохо было бы дядюшке обзавестись хотя бы одним стулом для гостей, но старик овладел большинством своих умений на Востоке и практиковал самоограничение, даже в возрасте восьмидесяти одного года. Берд выбросил эти глупые мысли из головы; он был готов вытерпеть еще и не то, чтобы получить толковый совет от некогда великого Рыцаря Добра и Справедливости.
— Ты все еще сердишься на меня за то, что я не показал тебе, как затуманивать разум людей? — спросил Призрак.
— Нет, дядя Кент. Я понимаю.
— Хе-хе. Ясное дело, понимаешь! Ясное дело, понимаешь! Всякий раз, когда я показывал кому- нибудь азы своего искусства, тот оказывался страшным гадом. Этот гнусный тип, Орал Роберте,[21] например, и его приятель, как там его… Вилли Грэхем… Билли Грэхем[22] Да, именно, Билли Грэхем! Засранцы! Оба засранцы! Но умеют затуманивать мозги мужчинам! Да и с женщинами у них неплохо получается… А как насчет уотергейтских пленок? Типичное затуманивание мозгов, если я что-нибудь в этом понимаю! Было бы мне лет пятьдесят, дьявольщина, ну хотя бы шестьдесят, будь я проклят! Я бы живо подвесил Эрлихбургера и Халдебургера[23] за пятки. — Он помолчал немного, а потом бросил быстрый взгляд на своего племянника. — Кордвайнер? Что, черт возьми, ты здесь делаешь? Ты что, научился затуманивать мозги? Я не видел, как ты сюда вошел.
— Мы вошли вместе, дядя Кент. Мне нужна твоя помощь. — И торопливо добавил, чтобы предотвратить повторение предыдущего разговора: — Мне не нужны деньги. — Я нуждаюсь в совете, в логических рассуждениях Призрака об одной улике.
— Улике! Клянусь Богом, улицей, Смитом и Вессоном! Улика! Давай, скорми ее мне! Ну, показывай! Улика, черт подери, улика! Я люблю улики. — И он начал кашлять.
Берд скользнул по полу и постучал старика по спине.
Через несколько минут кашель постепенно прекратился, Кент Аллард вытер слезы, засунул язык обратно в рот и прошептал:
— Я в порядке. В полном порядке. Так какая у тебя улика? Берд быстро пересказал ему события последнего дня, поведал о коварстве владельцев «Брентано», отправивших его книгу в напоминающий гробницу подвал, о нападении на него миссис Джараракуссу с головорезами, о ее признании и улике, о появлении штурмового отряда и гибели несчастной, о своем бегстве… Берд завершил рассказ, повторив последние слова бедняжки:
— 'Вы найдете их под леди…' Автоматная очередь прервала ее на полуслове. Она хотела сказать что-то еще. Как это все понимать, дядя Кент? Вы знаете Нью-Йорк лучше, чем кто-либо другой.
— Билли Бэтсон знает метро лучше меня, но все остальное — тут ты совершенно прав.
— Так что же она имела в виду?
— Порнография, вот как это для меня звучит, мой мальчик! Под леди, ну надо же! Вот что случилось с нашим миром — слишком много стало непристойности. Когда я был в твоем возрасте, у нас с Марго Лейн[24] были прекрасные, чистые, достойные отношения. Я изредка водил ее в парк, мы заходили в туннель любви — и это все, что мы себе позволяли, никаких тебе извращений.
— А что случилось с Марго Лейн, дядя Кент?
На лице старика появилась горечь.
— Она сбежала с Бернардом Гейсом.
Больше Аллард Кент не хотел об этом говорить, и Берд решил сменить тему:
— Я не думаю, что в словах миссис Джараракуссу содержалась непристойность, дядя Кент. Мне кажется, она говорила о некоем месте. На какие мысли наводят тебя слова 'под леди…', кроме порнографии?
Старик задумался, от усердия даже высунул кончик языка.
Неожиданно его лицо озарил внутренний свет. Усталые старые глаза засверкали.
— Черт подери!
Кордвайнер наклонился к нему поближе:
— Ну, тебе что-то пришло в голову?
— Это был не Бернард Гейс, а один из его приятелей! Кордвайнер устало опустился на свое место. Бесполезно. Старик просто не в состоянии собраться с мыслями.
Он начал подниматься на ноги.
— Ну ладно, спасибо, дядя Кент.
Призрак пристально посмотрел на него:
— Куда, черт подери, ты собрался, мой мальчик? Я ведь еще не сказал тебе, где находится это место!
— Но… я подумал…
— Ты подумал, что старик просто не в состоянии собраться с мыслями, не так ли?
Кордвайнер снова опустился на пол. Он выглядел смущенным.
На лице старика появилась мягкая улыбка.
— Ну, я действительно стал немного рассеянным, племянник, уж точно. Не следует делать вид, что это не так. Я знаю. Трудно быть старым и бесполезным, но я люблю тебя, маленького балбеса, и уж не настолько выжил из ума, чтобы не заметить, что все эти годы ты выкупал мое кольцо. Я твой должник. И скажу то, чего не знает никто. Это и будет ответом на твой вопрос.
Кордвайнер пристально посмотрел на дядю. Лицо старика погрустнело, Берд никогда не видел его таким. Призрак заговорил:
— Это было, мне кажется, летом 1949 года, сразу после того, как я завершил дело 'Шепчущих глаз', именно тогда Марго начала nuhdzing[25] меня насчет того, что нам
