– А чему нас учили? – сказала я со злостью, глядя в коричневые разводы выпитого кофе, – можно подумать, всеобщей любви. Дисотсеком. Да пряжкой от ремня. Я удивляюсь, Элджи, как ты-то… впрочем да, у тебя ж семья есть, родители.
Элдженет посмотрел на меня. Вдруг протянул руку и отвел мне волосы со лба.
– Тебе тоже досталось, Синь.
– Конечно, – сказала я, – спроси вот Кэр-Нардина, он тебе расскажет, как мне досталось.
А Элдженет не убирал руку, чуть касаясь пальцами лба, и смотрел мне прямо в глаза.
– А как же ты сейчас на задания летаешь? – спросила я ехидно, – или ты там того… поля удобряешь? Цветочки рассыпаешь на праздниках?
Элдженет убрал руку, опустил лицо. Произнес глухо.
– Ты права, Синь. Война – это грязь. Это в любом случае грязь. И я, наверное, малодушен просто. Сверху, не видя ничего, лазером чиркнуть – могу. А стрелять в безоружных людей, глядя им в глаза – не могу. А ведь это одно и то же. Надо совсем уйти из армии. Да ведь я больше не умею ничего.
Мне вдруг стало его жаль.
– Элджи, я понимаю. Я все понимаю. Сама не знаю, смогла бы я… или нет. Только по-моему надо или уж решаться на все, до конца, или совсем ничего не делать.
– Юношеский максимализм, – прошептал Элдженет.
– Пусть так, – согласилась я.
Мы молчали. Потом Элдженет вдруг заговорил.
– Ты знаешь, Синь… Вот мы тут сидим. Не знаю, почему, может, потому что оба легионеры. Или потому что из одной школы…
Он накрыл своей ладонью мою руку, лежащую на столе. Я вдруг ощутила, как медленно кружится голова… все плывет…
– Но мы с тобой так понимаем друг друга. Ведь вот это я никому… никогда не решился бы рассказать! А ты мне… как сестра… больше! Гораздо больше!
Я вдруг поняла, что рука его уже лежит у меня на плече. И что наши лица сближаются… наши губы становятся горячими… Лус! Меня обожгло, словно пряжкой легионерского ремня. Я вскочила. Элдженет тоже поднялся, как на пружине.
– Синь!
– Нет! – я помотала головой.
– Синь!
– Элджи, это только кажется, пойми… это здесь, сейчас… твое настоящее – Лус.
Он отвернулся. Постоял немного, покачиваясь.
– Наверное, ты права.
– Это минутное, – убеждала я его дрожащим голосом. Мне почему-то хотелось извиняться перед ним, просить прощения, – это пройдет, Элджи. Ты ведь не любишь меня. Мы хорошие друзья. Я красива, я знаю. Нет, не в этом дело. Да, мы близки духовно. Вот тебе и показалось. Но ведь это только так, ведь главное – не я, пойми…
– Да, – глухо ответил Элдженет.
Он повернулся ко мне. Краска возвращалась на его побледневшее лицо. Он выпрямился.
– Мы останемся друзьями, Синь? Ты мудрая маленькая женщина.
Адоне, мелькнула мысль… а ведь ему еще предстоит узнать, что я… со Снарком…
– Да, да, – кивала я.
– Если тебе нужна будет помощь, я сделаю для тебя все. Слышишь? И жизнь. И честь. Все.
– Да. Спасибо, Элджи.
– Если я пойду… сейчас… тебе не будет плохо?
– Нет. Иди, Элджи, иди…
На мое удивление, Снарк оказался не болтливым. Он был очень рад, счастлив, нежен со мной – и похоже, этого счастья ему хватало и без огласки. Он не болтал о связи со мной, относился ко мне целомудренно, если тут уместно такое слово…
И мне, против всех ожиданий, было с ним хорошо. Просто хорошо. Даже безотносительно к Главной Цели, компьютера ЦС – я не жалела о том, что стала подругой Снарка.
Да и почему, собственно, людей нужно делить на категории, судить по росту, силе и уму… Если разобраться, Снарк как человек гораздо лучше того же Дасана… или Ларкисса… Вот Элдженет и Танг мне нравятся по-настоящему, но с ними я быть никак не могу.
Нельзя сказать, чтобы меня не мучила совесть, когда я думала о жене Снарка. Ведь я его фактически нагло совратила… хотя… не такие уж активные действия я предпринимала, он очень уж легко совратился.
Снарк ничего не говорил о своей жене. О детях рассказывал охотно и с гордостью, а о жене – ничего. Но кое о чем я догадывалась по особой горечи, звучавшей в его голосе, когда он пел так понравившуюся мне песню. И по тому, как часто он ее пел:
