– Канаву, блин! – психанул Седой. – Отстань! Смотри лучше за «духами».
Мишка замолчал, обиженно сопя. Но какая-то назойливая мысль не давала ему покоя. Помолчав минут пять, он все же спросил:
– Командир, какую канаву я не перепрыгну? Я чего-то не понял?
– Это просто пословица такая, – терпеливо объяснил Седой. – Как тебе пояснить, чтоб понятней было? Ну, типа, не радуйся заранее, пока твой фугас не сработал.
– А при чем здесь канава? – не унимался Мишка.
– Миха, давай я тебе потом объясню про канаву, как закончим здесь все! Яхши?
– Ну, как скажешь, командир, – прошептал Мишка. – Все! Нашли обманки!
Седой приложился к биноклю, благо светлая ночь позволяла видеть близкие предметы и без электроники. «Духи» действительно завозились у незримой в ночи черты, у которой Экстрим установил свои сюрпризы. Поняв, что нарвались на минную постановку, враги отползли, оставив у черты троих, видимо, саперов. Те завозились, ковыряя землю ножами…
– Давай, давай, хватит ковыряться! – Мишка даже ногами засучил от нетерпения. – Все равно не допрете!
Саперы «духов» посовещались и стали распаковывать рюкзаки.
– Все! Сработало! – Мишка даже руки потер от удовольствия, что его обманки сработали. – Теперь уж точно займутся накладными зарядами.
Седой молча смотрел в окуляры бинокля. Сомнений не было – «духи» устанавливали накладные заряды, чтоб взорвать Мишкину линию обманок.
Командир отложил бинокль и перевернулся на спину, подставив лицо мелким каплям дождя. Закрыв глаза, вдруг подумал, что ему почему-то нравится его жизнь, полная опасностей, смертельного риска, нечеловеческого напряжения физических и моральных сил. Ему вдруг вспомнилось, как он всегда рвался из отпуска сюда, в кровавую круговерть войны. Он редко догуливал отпуск до конца. Почему-то оказывалось, что после двух-трех бутылок водки со старыми друзьями уже не о чем говорить, а пить просто так не хотелось. Рассказывать о войне посторонним, пусть даже друзьям детства, он не любил и всячески избегал этих тем. И когда начинались удивленно-недоуменные вопросы, почему он не бьет бутылки о голову и не прыгает со второго этажа ресторана, он обычно собирал свою походную сумку и на следующий день уезжал домой. В смысле, на войну… Где все привычно и понятно. Где не нужно юлить и пресмыкаться перед каким- то чиновником, выпрашивая справку о льготах для семьи. Где каждый боец как на ладони. Где невозможно скрысить, соврать, струсить на глазах у всех. Где совсем другая жизнь….
– Командир, саперы уходят! – прошептал Экстрим, прервав его философские размышления. – Сейчас начнется «кончерто гроссо»!
– Ну ни хрена себе, Миха! – буркнул Седой, переворачиваясь. – Ты, оказывается, свободно итальянским владеешь…
Глава 14
Разведчики напряженно смотрели, как уходят саперы боевиков, разматывая за собой провода для подрыва Мишкиного заграждения. Экстрим не ошибся: они ушли в старое русло реки, где и залегли, готовя электроцепь к подрыву.
– Ох и рванет сейчас! – Мишка даже дрожал от возбуждения. Он был фанатиком своего дела. Для него разобрать «духовскую» «неизвлекалку» или смастерить свою было любимым делом, хобби. За то и носил почетную кличку Экстрим. Иногда, правда, в порыве нежности к отчаянному саперу разведчики еще звали его «одноразовым». Вот на эту «погремуху» Мишка обижался, надувал губы: «Одноразовый, как презерватив…»
Как ни ожидали разведчики взрыва, но он оказался настолько неожиданным, что многие вздрогнули. Первыми взорвались обманки, подорванные, видимо, двухсотграммовыми шашками, потому что взрывы были слабые – лишь мелкие камни долетели до горки, с тихим шорохом просыпавшись с неба. Но вслед за обманками рвануло так, что содрогнулась земля! Несмотря на отдаление не менее трехсот метров от эпицентра взрыва, Седого подбросило взрывной волной, а на головы и спины разведчиков обрушился настоящий камнепад.
– Мишка, мать твою, ты ж сказал, всего десять килограммов заложил! – заорал оглушенный и порядком побитый камнями Седой. – Что там было?!
– Так я ж сказал, что еще детонирующего шнура намотал, а он же набит тетрилом с гремучей ртутью. У него ж скорость детонации девять километров в секунду!
– Бляха-муха, ну сказано же – Экстрим! Сука! – не удержался Седой. – Ты ж нас поубивать мог!
– Ну не поубивал же. – Мишка растянул рот в счастливой улыбке. – Зато по «духам» гарантированно сработал!
– Это уж точно! – Седой откашлял пыль, забившую бронхи. – Вряд ли там кто-то выжил после такого…
Мелкие камни сыпались еще несколько секунд, и только потом в русле и около него послышались стоны и крики боли.
Разведчики, кряхтя и охая от ушибов, отряхивали камни, засыпавшие их с ног до головы. Кто-то глухо, надсадно кашлял: видать, хапанул открытым ртом каменной крошки.
К Седому подполз Кум.
– Командир, может, сползать по-тихому, добить страдальцев? Сил нет терпеть эти стоны…
– Нет! – жестко ответил Седой. – Мы насчитали их при подъеме около двадцати человек. Это при том, что Кефир не сразу сообразил, что засветки в видоискателе – это быстро перемещающиеся «духи». Где гарантия, что там нет выживших и они не заманивают нас в ловушку? Дураку же понятно, что на такое дело от нас пойдет не более трех-четырех человек… А если их десяток? Нет! Рассветет – пойдем все вместе. А сейчас – не расслабляться, следить за обстановкой. Распредели пацанов на НП по два человека, остальным – спать!
– Поспишь тут с этими стонами, я их душу мотал! – буркнул Кум и пополз между камней выполнять приказание.
После повторного сотрясения Седому опять стало плохо, и его стошнило прямо на камни одной водой. В голове снова застучали молоты – скакнуло внутричерепное давление. Он отстегнул от ремня разгрузки фляжку, но там оказалось не более глотка воды. Он глотнул теплую воду, и его снова вывернуло.
– Пацаны, у кого есть вода? – прохрипел Седой.
Сразу несколько фляжек потянулось к нему со всех сторон. Он выбрал наиболее полную и, плеснув на руку, смочил голову. Стало немного легче. Седой умыл лицо и намочил бандану, которую повесил на шею. Накрывшись с головой плащ-палаткой, он взял в зубы фонарик и вытряхнул содержимое аптечки. Нашел пирацетам и анальгин с димедролом и приготовил шприцы. Колол Седой прямо через штаны, потому что силы резко оставили его, и он не смог даже снять разгрузку, чтобы приспустить штаны. Сделав инъекции, разведчик смог только выключить фонарь и провалился в тяжелое то ли забытье, то ли сон.
Слегка приподняв край плащ-палатки, Кум убрал из-под тела Седого шприцы, чтоб не накололся во сне, и опустил край так, чтоб командир мог свободно дышать.
– Вроде спит… – прошептал он сидящему рядом Мухину. – Ты присмотри за ним, хотя б с часок. Потом меня разбудишь, я с ним посижу.
Мухин кивнул головой и, хотя его самого неудержимо клонило в сон, поднял с камней фляжку и щедро плеснул себе на голову. Помотав резко головой, он окончательно прогнал сон и уселся у изголовья Седого, пристроив на коленях автомат. До рассвета оставалось не так уж много времени, и Мухин решил не будить Кума, которому тоже сегодня досталось, а досидеть до утра самому.
С неба снова начал накрапывать прекратившийся было дождик. И Мухин подумал, что дождь не даст ему ненароком уснуть. Он привстал с камня и сделал несколько глубоких приседаний. Затем начал отжиматься, грудью касаясь земли. Зарядившись энергией, он опять плюхнулся на камень.
Скоро со стороны боевиков крики прекратились. Только кто-то протяжно стонал…
Мухин забыл спросить у Кума, как пользоваться ПНВ, и долго в темноте на ощупь разбирался с прибором. Наконец «ночник» заработал, и Мухин с интересом стал рассматривать плато в неверном, мерцающем свете. Никаких движений он не обнаружил и выключил прибор…
Глава 15
