Рассвет был туманным. Со свинцово-серого неба нудила мелкая, колючая морось, которая проникала во все щели и дыры в одежде.
Кум выгреб свое разбитое тело из-под набухшей плащ-палатки и огляделся. Видимость была не более тридцати метров. Вдалеке, на хребте видны были только верхушки деревьев. Кум встал на ноги и шагнул за группу камней, за которой спал Седой. Тесно прижавшись к его спине боком и положив под щеку автомат, рядом тихо похрапывал Мухин.
Кум решил не будить командира и дать ему отдохнуть, а к старому руслу сходить самому с разведчиками. Он отобрал шесть человек и, отведя их в сторонку, полушепотом поставил задачу:
– Суслик с Качком – идете на флангах и страхуете нас от неожиданностей. Остальные работают только с глушителями – громыхалово нам сейчас совсем ни к чему. Доходим до русла цепью и все одновременно начинаем. Ни один дух уйти не должен, иначе сюда придет новая сотня. Это всем ясно? Тогда вперед!
Низко пригибаясь к земле и держа друг друга в поле зрения, разведчики быстро добежали до места подрыва.
То, что предстало перед их глазами, даже у них, видевших на войне, казалось бы, все и вся, вызвало дрожь…
Вытянутая по ходу русла метров на десять воронка глубиной около полутора метров была сплошь забита фрагментами человеческих тел. Руки, ноги, туловища в немыслимом беспорядке покрывали всю площадь старого русла древней реки. Брызги крови разлетались при взрыве на десятки метров. Живых здесь не было. Лишь несколько тел в дальних концах русла, посеченных камнями и отброшенных взрывной волной от эпицентра взрыва, остались в первозданном виде…
Сзади бесшумно подошел Экстрим, которого Кум не поднимал, давая отоспаться. Сапер, шатаясь, встал на краю воронки, и вдруг рухнул на колени, закрыв руками лицо. Так он и стоял, раскачиваясь всем телом и тихо подвывая сквозь плотно стиснутые зубы…
Кум подошел к саперу и бесцеремонно рванул его за ремни разгрузки, вздернув на ноги.
– Хорош страдать, барышня! – грубо сказал он. – Это твоя работа, и ты выполнил ее как надо. Тут война, а не детские шалости! Или мы их, или они нас! Другого нет. Давай, пошел назад сопли утирать! – Кум развернул сапера в сторону горки и толкнул его в спину.
Мишка, спотыкаясь, сделал несколько шагов и рухнул на камни, заорав дурным голосом и молотя кулаками по камням.
Кум снова шагнул к саперу и легко, как пушинку, поднял его за полупустой теперь рюкзак. Схватив его за плечевой ремень разгрузки, он стал наотмашь хлестать его своей тяжелой рукой по щекам так, что голова сапера дергалась из стороны в сторону, как мячик.
– Ну-ка, уймись, барахло! Прекрати истерику, ты, сапер в юбке! Что, не знал, чем кончаются твои сюрпризы? Неожиданность для тебя?! Уймись, сука! Вытри сопли и выполняй задание! – Он резко толкнул Мишку, и тот упал на задницу, едва успев подставить руки.
Он сидел, опираясь на руки, и смотрел на Кума широко распахнутыми глазами, из углов которых катились крупные слезы. А может, это капли дождя стекали по грязным щекам сапера…
Кум отстегнул от пояса фляжку и, шагнув к Экстриму, не жалея вылил ему на голову весь свой запас воды.
– Ладно, посиди здесь, оттай душой маленько, – вдруг совсем другим, миролюбивым тоном сказал Кум. – А мы тут пошаримся, поищем выживших…
Кум вернулся к разведчикам, стоявшим на краю воронки, как изваяния. Филин молча кивнул головой в направлении спуска, куда уходили три широких кровавых следа.
Разведчики пошли по следам и скоро обнаружили забившегося в камни мертвого боевика. Он смог доползти только сюда и, забравшись в камни, умер.
Через десяток метров нашли второго. Он тоже был мертв. Кум покачал головой: боевик смог проползти около двухсот метров с оторванной до бедра ногой…
И лишь третий, воевавший, видимо, не один год, с полуоторванной ногой, грамотно перетянул ногу жгутом, перевязал, наложив на место перелома шины, изготовленные из выломанных палок, и продолжал ползти, даже когда его нагнали разведчики. За ним стелился широкий кровавый след.
– Эй, братец-кролик, далеко ли ползешь? – спросил Кум.
«Дух» молча продолжал ползти. На вопрос Кума он даже не повернул голову. Видно было, что двигается он на полном автомате – лишь на нечеловеческом усилии воли.
– Может, пусть ползет? – спросил Филин. – Все равно не доползет – кровопотеря большая.
– Так зачем мучить мужественного бойца? – тихо сказал Кум и нажал на спуск.
Голова «духа» дернулась, и он затих на камнях.
– Давайте, пацаны, уберем его с тропы и хоть камнями забросаем. Все же крепкий был вояка. Похороним, как полагается.
«Духа» подняли и отнесли в сторону от тропы в заросли мушмулы. Найдя неглубокую впадину, его уложили туда и засыпали могилу камнями. Сверху положили две тяжелые плиты, чтобы не раскопали шакалы.
Отдохнув под ветками, где не так капал за ворот занудный дождь, разведчики пошли обратно.
Мишка ждал их на том же месте, где его оставили. Увидев разведчиков, он поднялся с камня, на котором сидел, и тихо сказал:
– Пацаны, прошу, Седому не говорите… Не позорьте…
– Пошли, герой! – Кум приобнял Экстрима за плечи и развернул к лагерю.
– Никогда не думал, что я способен на такое, – тихо сказал Мишка Куму.
– На какое «такое»? – спросил Кум. – То, что мы делаем в течение боя, ты сделал за один миг, только и всего. Тебе не в чем себя винить. Просто подумай: был бы бой. Их было в два раза больше, чем нас. Они знают здесь каждую складку местности, потому что выросли в этих горах. Без потерь с нашей стороны не обошлось бы. Согласен?
– Да я-то, как поп Герасим, на все согласен. Только тяжко было видеть результаты своей работы…
– А это отнюдь не твоя работа, а тротила и тетрила. А вообще, раз ты снова приобрел способность шутить, значит, выздоравливаешь. Ладно, подходим… Прими бравый вид, вояка! Седой вмиг засечет, что ты сопли пускал, если не соберешься…
Глава 16
Седой просыпался, с трудом выкарабкиваясь из полуобморочного состояния. Наконец ему это удалось. Но чувствовал он себя так, как будто по нему проехался танк или, в лучшем случае, БМП…
Седой отбросил палатку и с удивлением воззрился на спящего у него под боком Мухина.
– Эй, летчик, ты меня согреваешь своим теплом или от меня греешься?
Мухин вскочил, продирая глаза и явно спросонья не понимая, что с ним и где он находится. Наконец до него дошла суровая обыденность, и он вдруг по-уставному поприветствовал Седого:
– Здравия желаю, товарищ командир!
– О-о, брат, эк тебя торкнуло, бедолагу… – Седой еще не потерял способность шутить. – Вставай, Виталий, а то ты, брат, на мою аптечку улегся, а мне лечить себя надо.
Мухин вскочил и отошел в сторону, виновато поглядывая на Седого. Тот выгреб из кучи коробок с медикаментами глюкозу и витамин В12. Наполнив шприцы, он перехватил левую руку жгутом и ввел в вену два кубика глюкозы. Это усилие отняло у него все силы, и он долго сидел, отдыхая. Потом протянул Мухину огромный шприц, вызвавший ужас у летчика, и сказал:
– Виталий, не боись, это витамин. Просто его много – тысяча кубов. Воткни мне вот сюда, – Седой показал место на ягодице. – И очень медленно введи.
– Я, я… не умею! – пролепетал Мухин. – Я никогда не делал уколы.
– Ну, когда-то же надо начинать. Коли давай!
Мухин неуклюже вонзил шприц в ягодицу Седого и, высунув от усердия язык, долго, старательно давил на клапан.
Седой поправил штаны и несколько минут лежал, переваривая болезненный укол. Затем он встал и сразу увидел отсутствие половины группы.
– Народ на зачистку отправился? – спросил он у сидевшего на НП Макосея.
Тот лишь кивнул.
