митральным клапаном. Кроме того, поражены некоторые артерии, ведущие к сердцу. Положительным обстоятельством является то, что оперировать вашего отца будет один из лучших кардиохирургов страны. Как только состояние вашего отца стабилизируется, он прооперирует его. – Гаркави толкнул вращающуюся дверь и взглянул на часы. – Кстати, мы ждем его с минуты на минуту.
Они остановились у дежурного поста в конце коридора.
– Это Ким Риссон, дочь доктора Риссона, – представил ее сестре доктор Гаркави. – Мы зайдем к нему на несколько минут.
Медсестра кивнула и сочувственно посмотрела на Ким.
– Наденьте это, Ким, – сказала она, протягивая ей маску.
Ким надела маску.
– Я хочу предупредить вас – он без сознания. Ему давали сильные успокоительные лекарства, и он весь обмотан трубками и проводами.
Доктор Гаркави провел ее в прохладный белый зал и толкнул дверь одной из комнат.
Ким задержалась у входа. Ей показалось, что у нее онемело все тело, когда она вошла в палату и посмотрела на кровать.
Этот человек не мог быть ее отцом. Он показался ей меньше ростом и гораздо старше.
Ким приблизилась к нему. Это был не тот сильный, красивый, представительный мужчина, которого она помнила. Этот человек выглядел хрупким и слабым. Беспомощным.
Ким вдруг охватило внезапное чувство страшной потери.
До этой самой секунды все происходящее казалось ей нереальным, словно ей снился страшный сон. Но сейчас впервые за пятнадцать лет она стояла рядом с отцом – человеком, которого так долго считала ответственным за все ее страдания и боль. Удивительно, но она больше не чувствовала обиды. Сейчас в ее сердце осталась только любовь. Как бы он к ней ни относился, он был ее отцом, ее единственной семьей, и ей было необходимо, чтобы он поправился.
– Папа, – тихо сказала она. – Это я, папа. Ким. Ты поправишься.
Отец лежал неподвижно. Ким сомневалась, что он вообще слышит ее. Она оглянулась на доктора Гаркави, и тот ободряюще кивнул.
– Папа, я останусь здесь, с тобой. Мы справимся с этим.
Хорошо? – Она взяла его безжизненную руку и легонько сжала.
К ее руке кто-то прикоснулся. Доктор Гаркави мягко вывел ее в холл и закрыл дверь палаты.
– Я знаю, что для него очень важно ваше присутствие, Ким.
Ким сняла маску. Внутри она стала влажной.
– Возьмите. – Доктор Гаркави протянул ей салфетку.
Девушка дотронулась пальцами до своей щеки. Неудивительно, что маска стала влажной Ким плакала.
– Давайте я принесу вам воды. Или, может быть, кофе? – спросил доктор Гаркави, Ким покачала головой. Какой хороший человек, если ему приклеить бороду, он будет похож на Санта-Клауса Словно добрый дедушка, доктор Гаркави взял ее за руку и отвел обратно в комнату ожидания.
– Если хотите, я попрошу хирурга зайти к вам, когда он прибудет. Вы сможете ему задать все интересующие вас вопросы.
– Да, – сказала она, кивая. – Спасибо. Когда он приедет?
Доктор Гаркави взглянул на часы:
– Два часа назад он звонил из Толедо. Мм ждем его с минуты на минуту. Дело в том, что мы вызвали его из отпуска.
Еще утром он загорал на Карибских островах. Ему пришлось прервать отпуск ради вашего отца. Но сегодня такой день, что невозможно достать билет на самолет. Я сам не говорил с ним, но мне передали, что ему не удалось улететь своим рейсом и сейчас он добирается сюда на машине.
Внезапно Ким охватил страх. Все это нервы, попыталась успокоить она себя. Усталость и нервное напряжение.
– А откуда он должен был лететь?
– Из Питтсбурга, кажется.
– А как его зовут? – охрипшим голосом спросила она.
– Хофман. Доктор Энтони Хофман.
Глава 3
Напряженно застыв, Ким сидела на кушетке и ждала. Телевизор был выключен, и комнату заливал жутковатый тусклый свет от лампы, вмонтированной в пол рядом с кушеткой.
Было уже почти одиннадцать часов, а она все еще не виделась с доктором Энтони Хофманом. Она встала и подошла к стеклянным дверям, разделяющим комнату для посетителей и коридор. Ким положила руку на стекло и, прижавшись к нему, всмотрелась в конец коридора. «Господи, – взмолилась она, – сделай так, чтобы хирург наконец приехал. Пожалуйста!»
Она вернулась к кушетке и заставила себя снова сесть.
Бессмысленным взглядом уставилась на разбросанную на кофейном столике мозаику. Теперь ей было
