эта девочка, пятнадцатилетняя, прозрачная, тихая, глядящая на него иногда с таким восторгом и преданностью, стала для него единственным близким здесь человеком. Теперь уже совсем единственным - после того, как Тилл... когда он начинал думать о Тилле, к горлу подступало отчаяние.
Но и Кели об этом ничего говорить нельзя.
Но все равно - с ней можно быть хоть немного открытым. Эрмин знал, что все помещения лиара и интерната могут прослушиваться. Теперь, когда взяли Тилла, они могут специально отслеживать и его. Каждый день по нескольку раз он тщательно осматривал одежду - на предмет возможных жучков. Конечно, кто знает, до чего дошла дарайская техника... Но по крайней мере, с Кели ему хотелось говорить вне помещений - здесь гораздо меньше вероятность прослушивания.
- Ты какой-то грустный все время, - сказала Кели, - что-нибудь случилось?
Он повернулся к ней.
- А ты заметила, что всех дейтринов арестовали? Иль Кэра, иль Ната, даже вашу физкультурницу...
- Да? Да, действительно, я заметила, что они куда-то делись... но как-то не придала значения. Их арестовали?
- Да, они в атрайде. И программиста в лиаре одного арестовали, тоже дейтрина...
- Ой, ничего себе... а тебя...
- Меня пока не трогают. Пока.
- И что все это значит?
- Если бы я знал, - с горечью сказал он, - я даже не представляю, Кели... совершенно не представляю. Знаешь, как тяжело... жить вот так, вслепую. Не понимая, что происходит. Иногда думаешь, лучше бы я сдох тогда, в атрайде...
Она положила руку ему на предплечье. Эрмин замер.
- Тяжело там было? - спросила она. Его слегка передернуло.
- Да, - сказал он каким-то искусственным голосом. Кели ткнулась носом в его плечо. Сердце разрывалось от желания помочь, и от невозможности это сделать, ведь он же не говорит ничего, она понятия не имеет - ни что он пережил в атрайде, ни почему так страдает сейчас. Ни - что собирается делать дальше.
Эрмин вдруг накрыл ладонью свободной руки пальцы Кели, лежащие у него на предплечье.
- Ты хорошая, - сказал он тихо. Кели встрепенулась. Но он молчал. Тихо горели над головой звезды. Обе луны сияли во тьме, заливая площадку и кортановое покрытие ненавязчивым мягким светом. Кели вдруг вспомнила, как он пел сегодня. На репетиции он преображался, был веселым, быстрым, резким, командовал, требовал - ему было невозможно возразить, он заряжал всех энергией; и как он играл, и пел вместе с ней - они отрабатывали 'Песню последних дней', мрачно-веселую, про апокалипсис; там головокружительные аккорды и пассажи, и Кели пела резким и низким голосом, а Эрмин с Энди подпевали, и получалось здорово, весело... Невозможно поверить, что это был вот этот же самый человек, убитый горем, совершенно никакой, молча сидящий теперь рядом с ней. Откуда он берет силы на все это?
- Ты тоже очень хороший, - тихо сказала Кели. Вдруг на нее напала откровенность, - ты удивительный, Эрмин. Наверное, потому, что ты дейтрин. У нас я таких не встречала.
- Да вроде я самый обыкновенный, - откликнулся он.
- Нет, - сказала Кели, - как тебе объяснить. Ты живой, настоящий... но не только это. С тобой я чувствую себя... ну так, наверное, ребенок должен чувствовать себя с мамой и папой. Только мои предки... знаешь, они ведь нарки. Я всю жизнь их только боялась. У меня не было никого, кто бы... защитил, понимаешь? Позаботился как-то. Мы с братом и сестрой всю жизнь так... в одной и той же тряпке всю декаду, я потом уже в классической научилась стирать, следить за собой... Знаешь. чего мне это стоило, и как меня дразнили. Жрать все время хотелось. Я привыкла в общем-то. А ты - другой. Я путано говорю, да? Ты, конечно, не родитель... да меня уже не надо кормить и одевать, я уже большая. Но такое ощущение с тобой, что понимаешь... как будто ты можешь от всего защитить. Да, я знаю, что на самом деле это не так, что ты сам беззащитнее меня, что тебя в любой момент могут забрать... убить... Но как-то вот такое ощущение возникает. Ты... очень надежный. Я вообще таких у нас тут не видела...
