Ивик вернулась в санаторий -- долечиваться. Она наврала врачу -- ей еще было тяжеловато двигаться, болело то в одном месте, то в другом, ныли кости. Ей нужны были массажи, прогревания, ванны, всяческие примочки. Ей нужны были прогулки по парку, чистейший морской воздух и вечером компания у камина.
Хотя она беспрерывно думала о Кейте.
Но как ни странно, мрачные эти думы нисколько не мешали писать. Ивик примеривалась к роману о будущем. Писала отдельные сцены, продумывала план. Бывает горе и стресс, которые писать не дают, отвлекают, погружают в мрачную трясину. А бывают -- даже более сильное горе и мощнейший стресс которые словно добавляют огня в топку, словно их и пережигаешь, уничтожаешь, как противника в Медиане.
И еще -- таким образом убегаешь от ужаса. У Хайна убили семью? В будущем война станет архаикой, наступит прочный и надежный мир. Кейту забрали в Верс? В будущем исчезнет всякий идеологический контроль, и сама система наказаний сократится до минимума и станет исключительно гуманной. Но это не бегство от действительности -- это мечта. Это планирование, образ будущего, фантом, который станет влиять -- если получится -- на общественное сознание. Пусть люди мечтают о хорошем.
Правда, все это казалось слишком тривиальным. Это и так ясно. Это и так все знают... Ивик чувствовала там, в глубине, что-то еще - но не могла понять, что именно.
Ивик снова стала много писать. И мало общаться. Ей было неловко отчего-то перед Хайном, хотя он держался дружески и приветливо, да и ничего ведь не произошло. Казалось ее долг -- как-то помочь, поддержать, потому что его ведь очень жаль -- но как? Она не знала. Кроме того, никому нельзя было рассказывать о Кейте. Не потому, что запрещено. Просто это стыдно. Некрасиво. О таких вещах не принято говорить. Скрывать тоже не принято, спросят -- можно ответить, никто не осудит, все посочуствуют. Но ведь это горе, трагедия, ужас. Хайн вот ведь тоже не распространяется о случившемся, не рассказывает всем подряд...
А Ивик много думала о Кейте. Бродила по роскошному южному парку, выходила поиграть в Медиану -- и думала о ней. Как вообще дальше жить, если Кейту приговорят? Если с ней такое сделают? Получается, что Кейта -- враг дейтрийского государства. Точнее, государство -- враг Кейты.
Сомнения поднимались из давно забитой душевной глуби, взламывая корку заросших рубцов.
Чем мы лучше дарайцев в таком случае?
Если не сопротивляться, позволить им прийти -- они не уничтожат всех дейтринов. Не психи же они. Не уничтожили же все население Лей-Вея. Все, что будет -- потеря национальной идентичности, идей, потеря всего, что нам дорого. Но так ли уж важно все, что нам дорого? Стоит ли оно такой цены?
В Дарайе тоже много несправедливости и горя. Но именно - 'тоже'. Как это сравнить, взвесить? На каких весах?
Дарайя не сахар -- но мы-то чем лучше?
Люди в Дарайе разучились творить. Говорят, они лишены благодати -- но ведь это легенда, это даже не 'официальное мнение церкви'. Психология утверждает, что дарайцев развращает потребление. В старом Дейтросе уровень потребления также был высоким -- но по-другому. Хорошо, предположим, это действительно очень плохо, ужасно.
Но ни одна самая гениальная симфония, ни блистательный роман, ни пленительные стихи не стоят хотя бы одной человеческой жизни. Это несоизмеримо.
В лагере, говорят, невыносимо тяжело. Лагеря -- либо в холодных климатических зонах, либо на южных тропических островах, где свои проблемы. В пустынях. Заключенные тяжело работают -- Дейтрос не может позволить себе содержать неработающую массу людей. Строят новые дороги, поселки. Добывают руду. Рабочий день 12 часов. Бараки, колючая проволока. Раньше были и сильные перебои с кормежкой, сейчас, вроде бы, с этим стало легче. Охрана... Охраняют лагеря гэйн-велар, конечно, но есть и небольшая часть гэйнов, как везде -- для прикрытия в Медиане. Прикрывают они, ясное дело, не только от дарайцев -- но и от возможного побега... К тому же в Медиане ставятся постоянные заслоны и ловушки, иначе по крайней мере сильного гэйна нельзя было бы удержать в лагере.
Противно еще то, что официально все это 'как бы' не существует. Все знают -- но не пишут об этом, не обсуждают, не выносят или почти не выносят на народные советы. Никаких подробностей. Как будто этих людей вышвырнули из общества и больше не надо ими интересоваться.
Лицемерие. Как во всем у нас, с ожесточением думала Ивик. Вот и с браком так же. Официально у нас все добродетельные -- все же ходят хотя бы 2 раза в год на исповедь. А на самом деле живут как хотят. Тогда уж лучше жили бы как в Дарайе,
