сильно стремился встречаться. Это так. Но вовсе не потому, что не хотел тебя видеть и слышать. Нет, Жорж. Я не хотел тебя впутывать, не хотел, чтобы ты знал о моих делах. Хотел, чтобы ты оставался вне игры, вне подозрений. Мне нужен был такой человек, хотя бы один, про которого, чтобы ни случилось, я мог сказать: «Он — настоящий». Знаешь, как средневековые заговорщики, одного человека из своего круга специально не посвящали ни в какие планы, чтобы, случись что, быть уверенными, что по крайней мере он один — не предатель. И он сможет найти настоящего предателя. Я письма тебе писал, Жорж. Серьезно! Как Ван Гог брату Тео. Завел на твое имя электронный почтовый ящик и отправлял тебе каждый день по несколько строчек. Это меня очень поддерживало какое-то время. Я думал, что в один прекрасный день, когда этот кошмар закончится, я приду к тебе, мы сядем на твоей кухне, как в былые времена, откроем бутылку водки, я расскажу тебе все, что со мной случилось. Мы вместе будем читать эти письма. Потом мне вдруг начало казаться, что за мной кто-то следит… В общем, я уничтожил этот ящик.
— Ты закончил наконец? — раздраженно поинтересовался Обиходов.
— Да, почти, — сказал Левандовский. — Хочу сказать тебе еще только одну вещь. Вчера я случайно услышал, как Семашко разговаривает по телефону с представителями заказчика. Кажется, у заказчика только что сорвалась крупная сделка. Человек, который должен был перевести куда-то какие-то деньги, неожиданно пропал и вроде как прислал эсэмэску с приветом от капитана Рыкова. Заказчик, естественно, в ярости. Требует от Семашко результатов. Мне кажется, Жорж, что капитан Рыков действительно существует. Или кто-то, кто скрывается под его именем. Может, он и не приходит к людям во сне и не наставляет их на путь истинный, как это ты описал в своей «Небесной милиции». Но он делает какие-то не менее удивительные вещи. А раз он ухитряется досаждать таким людям, как этот Семашковский заказчик, то может он не такой уж плохой человек. Если кто-то и должен его найти, так это ты, Жорж. Это твой долг. Потому что ты — автор. И между прочим, «Небесную милицию» до конца ты так и не дописал, ведь правда? А незаконченные произведения — штука коварная. Кто угодно может взяться довести историю до конца. Семашко с Арчилом готовы носом землю рыть, чтобы найти капитана, и, может быть, они его все-таки найдут. Даже скорее всего найдут, рано или поздно. Если ты останешься от всего этого в стороне, твоего персонажа ждут крупные неприятности. Жалко, если финал «Небесной милиции» будешь сочинять не ты, а Семашко, Арчил и их неведомый заказчик. Подумай над этим, Жорж. Вот теперь я все сказал.
Левандовский встал, достал из кармана ключи от квартиры Обиходова, положил их на столик рядом с кроватью, хотел еще что-то сказать, но, видно, передумал, только молча кивнул на прощанье и вышел.
12
За несколько минут до полудня на Манежной площади у полусферы, увенчанной Святым Георгием, начали собираться журналисты. Снимающая братия, фотографы и телеоператоры, деловито расчехляли камеры, разматывали шнуры, устанавливали штативы. Репортеры курили и обменивались дежурными шутками. Вокруг постепенно начинали скапливаться зеваки, сообразив, что намечается что-то интересное. Некоторые пытались расспрашивать журналистов, мол, объясните толком, чего ждем. Но те в ответ лишь пожимали плечами. Похоже, и сами не знали. Действительно, что можно снимать на Манежной в обычный полдень? Монументальную автомобильную пробку? Отары пожилых интуристов? Или, может, шныряющих по отдельности отечественных приезжих, которые прежде чем нырнуть в подземный торговый комплекс, захотели глотнуть несвежего воздуха?
Ровно в двенадцать часов несколько молодых людей, человек десять-пятнадцать, которые не спеша прогуливались тут же у Святого Георгия, и, на первый взгляд, не составляли единой группы, а, наоборот, вроде как даже подчеркнуто держались каждый сам по себе, вдруг разом, словно по команде достали маленькие пакетики с кормом «Педигри» и начали цокать языком, как обычно подзывают собак, и повторять призывно и ласково: «Моджо! Моджо! На! На!». Что интересно, никаких собак поблизости не было и не могло быть, за этим бдительно следили милиционеры. Все животные, которым положено было находиться на Манежной площади, стояли, лежали и сидели на своих местах в бронзовом зоопарке на бутафорской набережной. И зеваки, и журналисты мгновенно сообразили, вот оно! Началось! Беглым огнем защелкали фотокамеры. Переполошились милиционеры, настал их черед впадать в недоумение. С одной стороны налицо был явный непорядок, возмущение общественного спокойствия, с другой стороны, на ум как-то сразу не приходили статьи закона, указы или уложения, запрещавшие гражданам подзывать на улице собак. К тому же невидимых.
Обиходов понял, что настала пора действовать. Сейчас милиционеры опомнятся, начнут «принимать меры» и тогда плакал материал. Он решительно протиснулся сквозь кольцо зевак к ближайшему человеку с пакетиком корма, юнцу лет семнадцати в вязанной шапочке цветов ямайского флага.
— Ты Лукас? — спросил Обиходов.
— Нет, я — Боб, — с гордостью сообщил юнец.
— А который из вас Лукас?
— Не знаю, — сказал юнец. — Лично не знаком.
Чертыхнувшись, Обиходов подошел к следующему, с серьгой в ухе:
— Лукас?
— Нет.
— Вам Лукас нужен? — услышал Обиходов за спиной, обернулся и увидел молодого человека лет тридцати в очках, одетого в майку с изображением Чебурашки с автоматом Калашникова и надписью Che- burashka. — Это я.
— Я Георгий Обиходов из журнала «Мужской мир», — представился Обиходов. — Делаю материал о вашем… движении. Мы можем поговорить?
— Одну минутку, — Лукас посмотрел на часы и, обращаясь куда-то в сторону Святого Георгия с выражением произнес, — Моджо! Моджо! На! Фьють! Фьють! — Потом снова взглянул на часы, спрятал пакетик с кормом в карман. — Теперь можно, — сказал он.
Обиходов заметил, что одновременно с Лукасом все участники акции прекратили подзывать Моджо и спрятали пакетики. Некоторые тут же поспешили скрыться, а замешкавшиеся стали добычей других журналистов.
— Объясните, пожалуйста, что тут происходит, — сказал Обиходов.
Лукас элегантным движением поправил очки:
— Это называется «флэш моб», — торопливо начал он произносить явно много раз репетированный текст. — С английского переводится как «мгновенная толпа», некоторые называют это «смарт моб» или «умная толпа». Смысл в том, что в интернете на специальном сайте вывешивается призыв всем желающим собраться в определенное время в определенном месте для того, чтобы проделать определенное действие, желательно заведомо бессмысленное, например, на перроне Ленинградского вокзала в момент прибытия поезда встречать несуществующего пассажира или всем собраться и звонить по мобильному телефону по несуществующему номеру.
— А сейчас вы что делали? — спросил Обиходов.
— Мы звали Моджо. Это мой пес, ирландский сеттер.
— И где он?
— В Киеве, — ответил Лукас.
— Почему в Киеве? — удивился Обиходов.
— Потому что я там живу, — ответил Лукас. — Я приехал в Москву специально, чтобы провести эту акцию.
Обиходов на секунду задумался.
— Простите, но я все-таки не уловил, в чем смысл, — признался он. — Вы приехали в Москву специально для того, чтобы покормить пса, которого оставили в Киеве?
— Смысл акции в подчеркнутой бессмысленности, — с расстановкой произнес Лукас. — Это главное правило «флэш моб». Сотни и тысячи людей собираются вместе, чтобы сделать что-то подчеркнуто бессмысленное. Это акт нового искусства. В двадцать первом веке искусство станет в буквальном смысле социальным, его будут творить не отдельные художники, а все общество, социум. Это перевернет
