происходит возвращение к нормальной жизни. Буш взял разговор на себя, направляя его в нужное русло. Ему не нравилось, когда подопечные, общаясь с ним, нервничают или робеют. Очень важно, чтобы бывший осужденный чувствовал себя уютно, потому что только так он может открыться, честно рассказать, как проходит адаптация в обществе. Именно в тех случаях, когда вышедший на свободу человек охвачен отчаянием и страхом, когда ему кажется, что он не может снова приспособиться к окружающему миру, он возвращается к преступному прошлому. Задача Буша заключалась как раз в том, чтобы не дать условно- досрочно освобожденным сбиться с пути.
У Буша зазвонил сотовый телефон, и он, извинившись, вышел из-за столика. Беседу продолжил Тэл. Его первый вопрос о том, какие сны видит Дин и часто ли ему снятся кошмары, был с виду безобидным, но дальше все покатилось неудержимой лавиной: неприязненные, болезненные, обвинительные утверждения.
— Вам ведь снятся деньги, не так ли, Макгрегор? Признайтесь. Лежа ночью в кровати, вы ведь думаете только о том, как бы найти простой способ накормить свою семью. — Тэл зловеще усмехнулся. — Любопытно, как скоро мы поймаем ваших детей, пошедших по стопам родителя?
Потрясенный Дин молчал, обливаясь потом.
— Когда-то я верил в перевоспитание преступников, — безжалостно продолжал Тэл. — Верил в прощение. Но знаешь что, Дин? Я сомневаюсь в том, что ты перевоспитался, и уж определенно ты не заслуживаешь прощения.
Всего за две минуты разговора с Тэлом нервы Дина оказались измочалены до предела. Молодой полицейский вселил в него такой ужас, какого ему не доводилось испытывать даже в тюрьме. И дело было не столько в словах Тэла: пугал тон, каким они были произнесены, зловещий блеск в глазах.
Тэл положил руку Дину на плечо, словно разговаривая с ребенком.
— Макгрегор, ты вызываешь у меня омерзение. Ты пустое место и только напрасно топчешь землю. Моли Бога о том, чтобы я не поймал твою задницу в прицел, когда ты пойдешь на новое преступление. Потому что в этом случае моя пуля разбрызгает твои мозги по асфальту, после чего я их соскоблю и доставлю твоей жене…
Эту инквизицию прервало возвращение Буша.
— Дин, я снова встречусь с тобой через три недели, — сказал он, делая ударение на «я».
Дружески обняв Макгрегора за плечо, Буш проводил его к двери.
Он вернулся в кабинку. Сел. Пригубил остывший противный кофе. Добавил сахар. Медленно тянулись минуты, и Тэл начал ерзать на месте, предчувствуя предстоящий разнос.
Наконец Буш подался вперед и, подняв палец, негромко произнес:
— Я говорю тебе всего один раз, первый и последний: если ты еще раз посмеешь так себя вести с условно-досрочно освобожденным, подозреваемым, человеческим существом, я не только сочту своим долгом добиться твоего увольнения из правоохранительных органов, но и посажу тебя на скамью подсудимых. Если хочешь знать мое мнение, ты не достоин даже ботинки чистить этому человеку. — Буш помолчал, силясь сдержать себя в руках. — На протяжении еще одного месяца я буду работать с тобой, наставлять тебя. Но после прослежу за тем, чтобы наши жизненные пути больше никогда не пересекались.
— Послушайте, я только пытался его встряхнуть — вдруг он проболтался бы о деле, которое замышляет…
— Мы никогда не «трясем» наших подопечных. Никогда.
— А как же в таком случае убедиться, что этот человек не собирается вернуться к прошлому?
— Поверь мне, если бы он собирался, я бы это узнал.
Собрав бумаги на Дина Макгрегора, Буш положил их в чемоданчик.
— Значит, если вы узнаете, что кто-то нарушил условия досрочного освобождения, вы тотчас же схватите этого человека за шкирку?
— Вне всяких сомнений.
— То есть будете строго следовать букве закона?
Буш поднял взгляд.
— О чем это ты? Закон есть закон. А мы призваны его охранять.
— Не забывайте, в деле надзора за условно-досрочно освобожденными я новичок. И я пытаюсь быть таким, как вы.
Эти слова вывели Буша из себя: он терпеть не мог подхалимства.
— Незнание не является оправданием; если речь идет о нарушении закона, тут двух мнений быть не может, черт возьми.
— Итак, как мы поступим с тем, кто нарушил условия досрочного освобождения? — спросил Тэл.
— Схватим мерзавца за шкирку.
— И отправим его за решетку?
— Это уж решать судье.
Тэл на мгновение задумался.
— И никаких исключений?
— Никаких исключений, — подтвердил Буш.
— В таком случае мы должны немедленно задержать этого типа Сент-Пьера. Он покинул пределы Соединенных Штатов. Так что, говоря вашими словами, мы должны схватить его за шкирку. — Крысиные глазки Тэла сверкнули злорадством.
Буш оказался застигнут врасплох. Осознав, что этот маленький негодяй заманил его в ловушку, он рявкнул:
— Откуда тебе известно?
— Из надежного источника.
— Из надежного источника — вздор! Ни один судья этого не примет. Так что говори начистоту.
Бушу и самому было прекрасно известно, что Майкл покинул страну. Он собственными глазами видел, как Майкл прошел через терминал отлета международных рейсов, и все же у него оставалась надежда, что этому найдется какое-то объяснение и он сможет разобраться со всем сам. Но теперь…
Настал черед Тэла наклониться вперед и, подняв палец, спокойно заявить:
— Я достану доказательства.
— А до тех пор даже не начинай разговор об этом. — Схватив чемоданчик, Буш встал. — Больше я ничему не смогу тебя научить сегодня? — с нескрываемым презрением произнес он.
Тэл остался сидеть на месте; хотя со стороны это, возможно, выглядело по-другому, он считал, что победа осталась за ним, и умирал от желания поставить победную точку.
— А почему вас прозвали Персиком?
Резко шагнув к столику, Буш нагнулся к самому лицу Тэла и раздельно произнес:
— Никогда… не смей… называть… меня… Персиком.
Библиотека в клинике была крошечной, но, несмотря на это, содержала все основные книги, каких только могли пожелать больные. Как и следовало ожидать, атмосфера здесь царила спокойная и по- ученому степенная, однако в воздухе все равно господствовал вездесущий больничный запах, который не позволял ни на минуту забыть о том, где ты находишься. Помимо медицинских книг и журналов в библиотеке была представлена хорошая подборка современной художественной литературы, а также энциклопедий и справочников, пожертвованных меценатом, у которого от болезни сердца здесь скончалась мать.
Майкл возблагодарил щедрость этого человека, отыскав самое последнее издание «Кто есть кто в международном бизнесе». Большинство представленных в справочнике людей были упомянуты максимум двумя строчками; Август Энгель Финстер удостоился целой страницы.
Майкл уже присматривался к Финстеру, перед тем как принять его предложение, и не нашел ничего такого, что ему бы не понравилось. Но вот появился Симон и поставил новые вопросы. Майкл никак не мог определить, кого ему следует бояться: Финстера или Симона. И сейчас, уставившись на ту же самую страницу, которую он уже прочитал внимательно три недели назад, Майкл не смог бы ответить, что именно ищет.
