были просто минимальные, театры бедствовали, кино рухнуло, а телевидении еще тогда не работало в полную силу.
Конечно, «БМВ», в котором приезжает за тобой эффектный иностранец, в карман не спрячешь. И свой «Мерседес», на котором я тогда ездила, замаскировать было сложно. В то время сам Олег Павлович Табаков ездил на «Жигулях», а я подруливала на иномарке. Это было не очень тактично с моей стороны, но тогда я об этом не думала. По глупости и простоте душевной я не останавливалась на достигнутом и продолжала поражать воображение коллег еще и своими новыми нарядами – у меня появились меха, много хорошей обуви…
И началось у меня такое параллельное существование. Олаф жил своей жизнью, я – своей. Он много ходил по казино, клубам, тусовался изо всех сил. А у меня сил на это все не хватало – только на работу. С утра репетиция – как же я могу пойти «в ночное»? И вообще, в актерском деле не бывает ничего среднего. Чтобы быть актером, нужно быть преданным своему делу до безумия, отказаться от себя и от всего остального. Это надо фанатично любить. Талант, настоящий талант, данный от Бога – это еще не все. Вы себе не представляете: Володя Машков, Ира Апексимова, Женя Миронов и многие другие – сколько они отдали сил! Уму не постижимо, сколько они отдали своей профессии! Это просто невероятно. Вся жизнь – там.
А у Олафа было какое-то бычье здоровье, как будто он одним «гематогеном» питался – его хватало и на работу, и на тусовки, и на злоупотребление алкоголем. А что – ему было тогда тридцать три года, для мужчины, самое время гулять и наслаждаться жизнью. А мне все это было неинтересно. Я смотрела сквозь пальцы на его ночную жизнь, а он пропускал через «зеленый коридор» мой страстный роман с театром.
И знаменательным началом неудачной жизни стала наша трагическая свадьба.
А было все так. Я в течение какого-то времени упрямо сопротивлялась своей интуиции, посылавшей мне отчаянные сигналы. Я гнала дурные мысли прочь. В результате к дню нашей свадьбы я довела себя почти до стресса. Что проснувшись рано утром в день моего «брака» встала перед зеркалом и впервые в жизни выплеснула из себя такую долю нецензурщины, которая там, видимо, копилась всю жизнь.
Мою и моих предков. Просто трехэтажный мат. Тошно мне было на душе – прямо кошки скреблись. Но я почему то и на это не обратила внимания. То есть, я каким-то местом понимала, что совершаю страшную ошибку, что надо все бросить и убегать сломя голову куда-то подальше от этого человека и от этой идиотской ситуации, но не могла. Упрямство сковало меня по рукам и ногам, а гордость и понятие «неудобно» просто не давали дышать. Как порядочная девушка я должна была довести начатое до логического завершения. И чуть не довела – спасло чудо.
В общем, я надела черную шляпу и поехала во Дворец Бракосочетаний. Я была вся в темном – брючный вечерний туалет, похожий на змеиную кожу. Бррр. И вот, в таком виде – в змеиной коже и в черной шляпе я вышла замуж. Три-та-тушки-три-та-та. Вышла вобла за кита…
Учитывая то, что Олафа зачем-то назвали «Олаф Генрихович», хотя у немцев вообще никаких отчеств нет, плюс два бокала шампанского на голодный желудок – у меня началась истерика смеха прямо «под венцом», то есть – в ЗАГСе во время церемонии. А когда мы вышли из ЗАГСа, я залезла в наш автомобиль через люк в крыше. Выступила в общем. Я хохотала как безумная. А Олаф сжимал мою руку – я только на следующий день поняла, когда синяки проявились, в какой я была истерике и как сильно он ее сжимал. Но я не могла остановиться – мне было настолько очевидно, что мы с ним разные люди и что нам не по пути. И вообще – зачем мы это делали? Непонятно.
Ко всему прочему – и это, конечно, самое странное – ко мне за три дня до свадьбы привязалась занудная песенка. «Мост длинный, чугунный… На тысячу верст… Погибнешь, красотка, в день свадьбы своей…»… Ну, в общем – «цыганка гадала, за ручку брала». И ведь смешно. И страшно одновременно. И крутится она у меня в голове, эта песня, и никак не отстает – только сильнее раскручивается.
Мы не планировали отмечать свадьбу. Расписались – и ладно. Для нас, наверное, и для самих было понятно, что демонстрация нашего союза нам совершенно ни к чему. В глубине души нам обоим, наверное, было немножечко стыдно за себя. Но мы не подавали виду. И когда мне позвонила моя подруга Аня и пригласила нас с моим новоиспеченным мужем отмечать наше семейное торжество в загородный ресторан, мы с радостью приняли ее предложение. Приехали, выпили, закусили. Как положено. А когда отправились назад в Москву, мужчины – Олаф и бойфренд Ани, как в дурном триллере, стали гоняться друг с другом на машинах по шоссе. И вдруг нам навстречу вылетел автомобиль. Мы стали уходить в сторону и въехали, не успев затормозить, под такой высокий грузовик – который возит солдат. Въехали так, что по идее, мы все должны были остаться без голов. Чудом уцелели. Огромный капот машины был весь смят, стекла вылетели. Единственное, что я успела сделать – накрыть лицо шляпой. Когда мы «летели» я почувствовала, что уже ничего нельзя сделать – все, конец. «Погибнешь красотка в день свадьбы своей» – громко и страшно ухнуло в ушах.
Мы остановились под бортом грузовика ровно в двух сантиметрах от смерти. А я выскочила из машины и стала кричать. И моя подруга Аня тоже вышла из машины. Все смотрела на меня так спокойно-спокойно. И очень пристально. Аж холод по спине.
Веселая получилась свадьба – машина всмятку. Молодые в синяках и ссадинах, дивный летний вечер в ГАИ… Сказка просто. Но самое удивительное происходило в этот момент у меня дома. Примерно за полчаса до аварии моя бабушка вдруг куда-то засобиралась.
– Валя, я пойду в церковь – Настеньке плохо.
Стоит и плачет.
Моя мама ее успокаивает:
– Ну что ты, у нее же сейчас свадьба, у нее все замечательно, она же замуж вышла! Сама так хотела… И сейчас поехала отмечать.
А бабушка говорит:
– Ей плохо. Я пойду помолюсь за нее.
И пошла.
Я думаю, что в тот день она нам жизнь спасла. Бабушка нас отмолила.
Какое-то время она была монашенкой в миру. После смерти деда она все не могла оправиться от потери – никак не могла найти себя в этой жизни, категорически. Затухал человек, сгорал, как свеча на ветру. И вот только вера и церковь ее спасли и поддержали – она встала на ноги. Уходила рано утром из дома и возвращалась поздней ночью – молилась, помогала людям, выслушивала их, успокаивала, свечечки убирала, хлопотала. Та к и появился смысл в ее земной жизни. И я думаю, что обязана ее молитвам своей жизнью.
А вот папа на моем бракосочетании не присутствовал. Ни на первом, ни на втором. Ему не нравились мои избранники. Хоть я всегда и во всем прислушивалась к его мнению, но только не в этом вопросе. Папе никто категорически не нравился. Он все время про всех говорил только «козел» или «подметки твоей не достоин».
Я вот сижу и думаю – а может, папа был все-таки прав? По крайней мере, никто – ни моя первая любовь, ни мой первый муж, ни, как потом оказалось, второй – никто из них не верил в меня как в актрису, они все, так или иначе, были против моей карьеры. А папа, в отличие от них, в меня верил. И так же как и я мечтал о том, чтобы я стала настоящей актрисой. С большой буквы А.
7.
Семейная жизнь в первом браке, как я уже говорила, была недолгой. Олаф уехал в Германию, а я осталась здесь. Проблема нашего параллельного существования перестала меня волновать. С мужем мы практически не виделись, да и семьей себя не считали. Но вместо семейного счастья, со мной стали происходить неприятности.
Я очень рано стала водить машину – села за руль примерно одновременно с моими первыми кинофильмами. Первой машиной был «убитый» временем и нашим бездорожьем «Жигуленок». Но он был по крайней мере «на ходу». Прав у меня тогда еще не было и я носилась по Москве, надеясь на удачу и полагаясь, исключительно, на наш любимый русский авось. Совершенно незаконно, но уверенно. И мне везло. Но стоило только Олафу подарить мне «Мерседес» – все.
Однажды меня остановили гаишники. Ну, все, думаю, попалась. И приготовилась разыграть целую драму с забытыми документами. Но служителей автоинспекции не волновали мои права – их волновал техпаспорт автомобиля. «Машина ворованная» – заявляют мне гаишники. Я чуть не падаю в обморок – даже играть не
