вероисповедания и национальности — и реальные, и придуманные — слились воедино. Хорваты, сербы, баски, корнуэльские сепаратисты, словацкие националисты стали одним огромным, многоруким, многоголовым депутатом. На короткий миг, после того, как улеглась пыль, и до того, как посыпались предположения о том, кто это сделал, Европа впервые была на удивление единой.
Когда посыпались предположения, каждая заинтересованная группа указала на своего врага, и количество как обвинителей, так и обвиняемых было невероятно велико. Все считали, что эту ужасную бойню учинили тайные агенты наиболее ненавистных им структур. На самом деле бомбу заложил не тайный агент. Ее заложил рекламный агент, а сама бомба являлась частью маркетинговой стратегии.
Глава 8
Опасные расследования, разбитое сердце и теракт
Пластик практически осязал огромное, черное, клейкое холодное море, бьющееся о мертвый берег. Он ушел от своего оптоволоконного экрана и обратился к телевидению виртуальной реальности. В шлеме он мог следовать за съемочной группой и созерцать новые детали этого кошмара. Подобный вид телевещания привлекал далеко не всех. Окружающие наблюдателя трехмерные образы зачастую вызывали что-то вроде морской болезни. Однако Пластику это подходило. Он хотел ощутить катастрофу изнутри.
Из огромной пробоины текла нефть. Заграждения были сметены, на поверхности непроницаемой пленки бессмысленно лежали очищающие средства. Катастрофа не могла быть ужаснее, даже если бы ее устроил двухлетний ребенок-великан с плохим зрением и скверной координацией движений, а не ответственные люди. Взрослые люди с уникальными техническими навыками и бесценным горьким опытом.
Они даже не учатся, подумал Пластик, наблюдая за тем, как двух человек поднимают с разваливающегося танкера.
С горизонта приближался на всех парах корабль „Природы“.
— Надо же, бунтари из „Природы“ быстро добрались до места события, — сказал ведущий, и благодаря шлему Пластику показалось, что тот обращается лично к нему.
— Еще бы, — пробормотал в ответ Пластик, с грустью сравнивая их работу с работой своей собственной команды по рекламе, позволившей пончикам встать на их пути.
Джуди Шварц тоже был изумлен быстрым появлением представителей „Природы“.
— Как, черт возьми, этим парням удалось так быстро сюда добраться? — спросил он Джексон, раскачиваясь на тросе, свисавшем с вертолета береговой охраны.
— Они преследовали нас уже много дней, — ответила Джексон.
— Интересно, вы не находите?
— Что именно? — бросила Джексон. Ей уже начинало надоедать, что Джуди интересовало все на свете.
— То, что они вас преследовали. В море сейчас не одна тысяча супертанкеров, а „Природа“ почему-то крутится именно возле того, который затонул.
— Танкеры постоянно тонут, — ответила Джексон. — В Атлантике столько нефти, что воду можно в бак заливать.
В этот момент разговор был прерван, потому что им пришлось забираться в вертолет и отсоединять от пояса трос.
— Что ж, агент Шварц, — ехидно сказал пилот. — Если вы увидели все, что хотели, мы, наверное, можем отправляться домой.
Джуди не ответил. Он понаблюдал за кораблем „Природы“ через открытую дверь вертолета, а затем снова повернулся к Джексон.
— Насколько хорошо вы знали свой экипаж? — спросил он.
— Не слишком. Это был короткий рейс. А что? — ответила Джексон.
— Значит, вы никого из них не знали?
— Ну, не совсем, кое-кто был с нами в прошлые разы. Вы на чтo намекаете? Думаете, кто-то из нас намеренно направил корабль на берег?
Окинув взглядом людей в вертолете, Джуди пожалел, что Джексон говорит так громко. Вдоль стен салона сидело несколько очень крутых ребят, и Джуди не хотел, чтобы они подумали, будто он обвиняет их в диверсии.
— Поговорим об этом позже, хорошо? — сказал он. — Мне необходимо записать кое-что для отчета. Кто набирал экипаж?
— Нефтяная компания, разумеется.
— А не капитан?
— Ну конечно нет. Он ведь зарплату не платит. Если капитан недоволен матросом, он может попросить компанию заменить его. Вот и все.
— А капитан был доволен? Ну, если, конечно, не принимать в расчет, что он покончил с собой.
— Это был хороший корабль и хороший экипаж, понятно? — начала злиться Джексон.
— Пока вы не вылетели на берег.
— Вот что, мистер, довольно. Я не понимаю, на что вы намекаете, да мне и плевать. Может, вы думаете, что мы утопили собственный корабль, не знаю, но с меня хватит ваших вопросов, и если у вас голова варит, то вы заткнетесь. Иначе я вышвырну вас из вертолета, и двадцать пять свидетелей поклянутся, что вы просто споткнулись.
Тем временем Натан все еще беседовал с охранниками у въезда в Беверли-Хиллз.
— Значит, у тебя встреча с Пластиком Толстоу, верно? — переспрашивали они, не желая верить. — Ладно, писатель, давай это уточним.
Они вернулись в свою будку, сияя блестящими бронекостюмами „Биотех“. Начищенные ботинки стучали о землю твердо и агрессивно. Не в первый раз Натан задумался о том, так ли уж разумно позволять полицейским одеваться на нацистский манер.
Они бы не выглядели настолько круто, сними с них все это оружие и прочие примочки, подумал он. И был прав, хотя что толку, если они все равно на это не пойдут?
Копы не всегда одевались подобным образом. В былые времена, когда полиция была свежим изобретением, они выглядели довольно смешно и нестрашно. В Британии они носили котелки и сюртуки и зачастую украшали себя гигантскими бакенбардами, в которых с легкостью могли бы спрятаться мелкие преступники. В континентальной Европе их собратья офицеры щеголяли блестящими нагрудными пластинами и наряжались в огромные шляпы с невообразимым количеством перьев. В Париже Наполеона Третьего пришлось расширять улицы, чтобы хватало места для эполетов.
Это была прекрасная система, при которой представители власти выглядели на редкость глупо и благодаря этому не забывали, что они тоже люди. Трудно вести себя нагло и беспардонно, если ты одет как деревенский дурачок. Увы, времена изменились. Сначала появились кожаные куртки. Потом высокие фуражки и темные очки. Изменения происходили медленно, но верно; с годами стало привычно видеть защитников общества, разряженных словно ангелы ада или Генрих Гиммлер.
Натану это было глубоко отвратительно. До того как покинуть Британию, он даже выступил в программе „Нытье“ на канале „Скука“, где любой человек (предпочтительно — университетский лектор) мог поныть пятнадцать минут на тему по собственному выбору. Натан выбрал тему полицейской формы.
— Людям, наделенным властью и большими полномочиями, не стоит разрешать разгуливать по улицам с кичливым видом, — убедительно доказывал он. — Почему человек становится полицейским? На то есть две главные причины. Либо он хочет служить обществу, либо ему нравится получать деньги за лихой вид и возможность раздавать команды направо и налево. Последних нельзя поощрять, снабжая фашистскими атрибутами.
