Второй Эдем

— Это как раз то, что нам нужно, — ответила Розали.

Затем священник провел церемонию венчания в маленькой церкви, освещенной лишь несколькими свечами. Ни Розали, ни Макс не были особенно религиозными людьми, но на родине Розали выходить замуж полагается в церкви, и точка. Другого варианта она и представить не могла. Макс же разумно умолчал о двух своих разводах.

ДОРОГА В ДАМАСК

Хотя ФБР по-прежнему занималось усиленными поисками Розали, молодожены решили вернуться в Америку. Благодаря деньгам Макса и связям Розали получение нового паспорта не доставило хлопот, и Розали въехала в страну без проблем.

Она решила уйти со своего поста. Пусть Пластик Толстоу платит кому-нибудь еще за обязанность сообщать миру о необходимости покупать больше клаустросфер. С Розали было достаточно. Пять с половиной лет она сражалась практически без передыха и ничего не достигла. Воздух больше непригоден для дыхания, а вода — для питья, гулять под солнцем или наслаждаться каплями дождя на лице тоже нельзя, но у Розали не было сил беспокоиться об этом.

Она приняла решение во время суборбитального рейса до Лос-Анджелеса, сидя в самолете рядом с Максом. Оправившись от изумления от того, что у сиденья в первом классе подлокотники есть с обеих сторон, Розали включила канал новостей. Она хотела узнать, что происходит сейчас в Бельгии, но была поражена, когда поняла, что катастрофа уже мало кого волнует. Прошло три дня, и отравление целой европейской страны отошло в историю.

Розали направлялась не в Дамаск, а в Лос-Анджелес, но на секунду она увидела истину настолько же четко, как в свое время апостол Павел.

Люди привыкли к мысли о гибели планеты.

Им уже было все равно, ситуация давила на психику слишком долго. Земля была для них стареющей и вызывающей легкое отвращение родственницей, которая болела все сильнее, но все же отказывалась умирать. Она требовала все больше и больше внимания, опухоли на ее теле разрастались, кожа покрывалась мерзкими язвами, и простыни приходилось менять все чаще. Объект раздражения и неудобства, постоянное напоминание о семейной вине. Создавалось ощущение, что теперь, став хозяевами клаустросфер, люди хотели, чтобы мир погиб. Они хотели покончить со всем этим. Они так давно знали о неминуемой смерти планеты, что уже не могли волноваться по этому поводу.

Из туалета в конце прохода возвращался молодой человек. Он был одет в знаменитую рубашку „Клаустрофоб“. Изображение уродливой мертвой планеты и под ним незатейливая фраза в чуть более благообразном варианте: „Ну и х^** с ней!“

Розали взглянула на рубашку, автоматически повторив слоган.

— Да и правда, хер с ней, — сказала она себе под нос.

Однако ее услышали, по крайней мере, десять сидящих неподалеку пассажиров. Розали слушала новости в наушниках, а людям в наушниках сложно контролировать громкость своего голоса. Появилась стюардесса, наклонилась к Максу и сказала:

— Извините, сэр, не могли бы вы попросить свою спутницу выбирать выражения. В самолете находятся дети.

ЗАТИШЬЕ ПЕРЕД БУРЕЙ

Мало кто может устоять перед соблазном роскоши, и Розали не сомневалась, что будет в восторге, получив возможность вволю понежиться. Однако, переехав в дом, рядом с которым находилась клаустросфера, причем размером с четыре-пять теннисных кортов, она очень удивилась своей реакции.

— Тебе нравится? — спросил Макс с неподдельной гордостью. — Тут даже бассейн есть.

— Макс, я пять лет занималась тем, что взрывала эти штуковины.

— Не вздумай взорвать и эту, а то я с тобой разведусь. Здесь можно классно отдохнуть, это настоящее произведение искусства, а рыбы даже икру могут откладывать. Ну же, дет… то есть, хм… дорогая, у нас медовый месяц.

Макс видел сомнения Розали: уйти из группы „Мать Земля“ — это одно, а резвиться в клаустросфере — совсем другое дело.

— Послушай, — сказал он, — муж и жена должны разделять интересы друг друга, верно? Я пытался поучаствовать в твоей большой экологической войне. Теперь ты должна узнать мою жизнь.

— А именно?

— Развлечения, милая. Ты ведь знаешь, что это нормально.

И вдруг Розали отпустило. Казалось, огромная ноша упала с ее плеч. Она поняла, что может позволить себе забыть обо всем на время и отдохнуть. Решать ей.

— Ты прав, — сказала она. — Пошло все к черту, это не моя вина, что Землю отправили на живодерню. Я этого не делала. У меня отпуск.

К собственному изумлению, Розали в первое же утро своего пребывания в доме Макса надела бикини и отправилась загорать у бассейна в клаустросфере, хотя солнце уже более тридцати лет назад лишило людей такой возможности. Макс намекнул Розали, что, поскольку они женаты и совершенно одни в герметически закрытом пространстве, Розали могла бы снять купальник.

— Может быть, чуть погодя, — сказала Розали. Она быстро ко всему привыкала, но всему свое время. Быть в клаустросфере — одно дело, а разгуливать по ней совершенно голой — совсем другое.

Однако уже в течение первого дня она успокоилась. Они оба успокоились, наступил медовый месяц. Они плавали, играли в теннис в игровых костюмах виртуальной реальности, выпивали и занимались любовью в мягкой пышной траве.

— Наверное, именно такой была жизнь до того, как все испортилось, — сказала Розали, лежа на лугу, среди ромашек и лютиков.

— Видимо, да, если ты — высокооплачиваемая кинозвезда. Но для маленьких человечков, полагаю, все было труднее, — ответил Макс.

Они так и не вернулись в дом на ночь, а остались снаружи и одновременно внутри, лежа обнаженными на крошечном лугу, не заметив, как дневной свет превратился в бархатную темноту и в лесу замигали светлячки.

Проснувшись утром, они увидели росу на траве. Было прохладно, и около пяти утра Макс принес подушки и одеяла. Они снова занялись любовью, а затем наблюдали за искусственным рассветом, окрашивающим все из черного в холодный серый цвет в их маленьком личном мирке. Розали почувствовала на своем лице мелкие капельки.

— Это же… это же дождь, — в изумлении сказала она.

— Да, бывает, — отозвался Макс. — Причем всегда неожиданно. Все как взаправду. Количество осадков зависит от времени года, но выпадают они произвольно. Тебе здесь нравится?

— Это прекрасно, Макс. Я понятия не имела, что клаустросферы могут быть такими удивительными.

Конечно, Розали знала, что не все клаустросферы такие шикарные, как эта. Огромные муниципальные комплексы, построенные в виде общежитий в ближайших к Лондону графствах, или убежища на Лонг-Айленде, в Нью-Джерси или к югу от Средиземного моря не могли похвастаться такой роскошью, но в них тоже были теннисные корты и бассейны, правда, общественные, тоже по-своему удивительные.

— Но это безумие, разве ты не понимаешь? — наконец сказала Розали, пытаясь вспомнить, как остро она ненавидела саму идею клаустросфер.

— Да, да, конечно, это всем известно. Просто, понимаешь, иногда нужно разрешать себе отдыхать от самого себя, позволять себе что-то особенное. — С этими словами он обнял Розали, отнес ее к бассейну и прыгнул с ней в воду, не переставая целовать ни на секунду.

Если с утра первым делом ныряешь в собственный бассейн, это замечательно, но если при этом знаешь, что после завтрака тебя не ждут никакие дела, это замечательно вдвойне. Розали даже засмеялась от удовольствия. Она не чувствовала себя такой легкомысленной с самого детства.

Весь день, а также следующий, и еще один, и так далее, пока они не потеряли им счет, Розали и Макс плавали, играли и занимались любовью, ни разу не покинув клаустросферу. Это было началом их