До последнего звонка

чем-то тяжелым, возможно, молотком, пока она лежала без сознания под рогипнолом. Я думаю, что он (или она) нанес увечье одним ударом, что свидетельствует либо о хорошем навыке и точности, либо о невероятной удаче. Единственный плюс во всем этом кошмаре заключается в том, что, сломав ей позвоночник, убийца сделал ее практически невосприимчивой к боли от разъедающей ее кислоты, хотя, несомненно, умственная агония девушки была просто невыносима».

Ньюсон на момент задумался. Это было интересно. Убийца не был принципиально заинтересован в причинении боли. Главным для него было то, что он делал с Фаррой Портер. Важно было само отбеливание, а не сопровождающая его боль.

«Следующее. Вы были правы насчет причины смерти. Он заставил ее выпить кислоту, о чем свидетельствует состояние внутренних органов девушки. Отличная догадка».

Ньюсону это утверждение не принесло ни удовлетворения, ни гордости. Он знал, что шел по следам одного убийцы, и знал, что убийца сначала мучил, а потом приканчивал жертву способом, логично вытекавшим из пытки. Но больше Ньюсон не знал ничего, и он был прав, когда стоял над трупом Адама Бишопа и предсказывал дальнейшие смерти. Сколько именно — решать убийце. Собственная беспомощность приводила Ньюсона в отчаяние.

«Я экспериментировала с кожей и кислотой, пытаясь определить, как долго убийца работал над мисс Портер. Конечно, точный результат получить невозможно, поскольку кожа жертвы была живая, а я поневоле пользовалась кусочком мертвой кожи. И все же я могу высказать обоснованное предположение, что он оставил ее в кислоте приблизительно на один час. Все это время во рту у нее был кляп — на языке и в горле есть небольшие царапины от ткани. К сожалению, мне так и не удалось установить, что это за ткань, потому что он очень тщательно вычистил ей рот. Сочтя процесс отбеливания законченным, убийца прикончил ее, влив в рот около пинты кислоты. Она могла бы кричать, когда кляп был вынут и пока пила кислоту, но гортань была сухая и поврежденная. И все же, возможно, кто-нибудь из соседей слышал крик. Невозможно сказать, покрасил ей убийца волосы на голове и на лобке до или после убийства. В отличие от кожи, волосы — это, по сути, мертвые клетки, и соответственно реакция на окрашивание волос живого и мертвого человека будет одинаковая. Я отметила рост волос, на голове были крошечные светлые корни, но волосы растут и после смерти, так что это нам ни о чем не говорит».

Ньюсон знал ответ на этот вопрос. Убийца покрасил волосы Портер перед ее смертью и удостоверился, что она тоже это видела. Сделав с Фаррой Портер то, что ему было нужно, он хотел, чтобы она понимала каждый аспект своей участи. Он не мог оставить ее смотреть на себя, как сделал это с Энджи Тэтум. Здесь был совсем другой случай. Мисс Портер была на виду, динамичная, деловая, в центре огромного круга почитателей ее личности и профессиональных качеств. Ее нельзя было оставить умирать в одиночку, глядящую на свое измученное тело, ее бы обнаружили в течение нескольких часов и спасли, после чего она поведала бы правду об убийце. Нет, Фарра Портер была одной из тех, кого убийце пришлось прикончить до своего ухода, но Ньюсон не сомневался, что она умерла, прекрасно осознавая, что она простилась с жизнью, будучи рыжей.

Второе сообщение было из следственной лаборатории Скотленд-Ярда, подтверждающее, что лобковый волос, который Ньюсон нашел на куске мыла, действительно принадлежал убитой.

В уме Ньюсон просчитывал, что это могло значить. Подобный поступок был настолько нетипичен для убийцы. Обычно он вообще не оставлял следов. Это была отличительная черта всех убийств. Почему он пренебрег этим правилом? Почему он так старался не оставить следов своего присутствия за исключением трупа и при этом намеренно оставил такой специфический след? И еще был разбитый бокал убийцы и бутылка рогипнола. Ньюсон осознавал, что стиль убийств меняется.

Он посмотрел на часы в уголке монитора. Было уже поздно, и, возможно, он был уже не в состоянии мыслить здраво. Было просто нелепо предполагать, что убийца разговаривал с ним лично. И все же он был рыжий, и он единственный связал все убийства в серию. Возможно, убийца похлопывал его по спине, ободряя идти дальше. Но как убийца мог знать, что Ньюсон знал о серии? Может быть, кто-то читал его переписку? Или он просто сошел с ума?

В три часа ночи Ньюсон лег спать. И хотя всего несколько часов назад он занимался любовью с Хелен Смарт, именно сержант Уилки привычно заняла его мысли перед отходом ко сну. Возможно, он именно по этой причине хранил верность воспоминаниям о Кристине Копперфильд. Ему было плевать, издевалась она в детстве над Хелен или нет. Это была красивая женщина и, главное, не Наташа Уилки. Ньюсон чувствовал, что, пока хотя бы краешком ума он мог думать о другой женщине, а не о тайно обожаемой коллеге, он не безнадежен.

15

На следующее утро, подходя к центральному входу Скотленд-Ярда, Ньюсон испытал на прочность силу своего духа. Он наблюдал, как мерзкий Ланс привез сержанта Уилки на работу. Она по-девчоночьи слезла с заднего сиденья огромного мотоцикла, прямо как влюбленная малолетка. Почему, сердито подумал Ньюсон, помимо всего прочего, Ланс водит мотоцикл? Кем он себя возомнил, нарядившись в кожаную куртку и ботинки со стальными носами? И с этой своей наколкой на руке, которая напоминала миру, что панк не умер? Ньюсон знал, что он никогда не смог бы сделать татуировку; они бы ужасно смотрелись на его тонких белых руках. И заберись он на этот огромный «кавасаки», он бы точно не достал до земли ногами. Лансу хорошо, он без усилий садится верхом на стального коня; его длинные, утянутые в джинсы ноги с огромными ботинками спокойно удерживают сияющего черного зверя с цилиндром в тысячу кубических сантиметров, пока Наташа становится на цыпочки, поднимает забрало шлема и целует его.

Ньюсон в агонии наблюдал, как Ланс обхватил тонкую талию со спокойным видом собственника и притянул ее поближе, так что короткий летний сарафан пополз вверх по ее телу. Ньюсон замер в восторге при виде оголенных Наташиных ног, он надеялся, что платье задерется еще и… И вдруг сердце у него упало, когда он понял, до чего докатился.

— Доброе утро, Наташа. Доброе утро, Ланс, — приветливо сказал он.

— Как дела, парень? Нормально. Да. Ну, ладно, — ответил Ланс, впихивая в одно скомканное предложение необходимый набор вежливых фраз. Он обнял Наташу в последний раз, подтвердив свое право на нее, и добавил: — Пока, Таш. Не сиди допоздна, ладно? А то я пойду в паб и останусь без ужина, а это нехорошо.

— Я приеду не позже семи, дорогой, — ответила Наташа.

— Да, и осторожнее там с этими придурками. Не вздумай вернуться с разноцветными волосами на лобке, ага? Я серьезно, детка. Я ж беспокоюсь о тебе. А это просто хрень какая-то. — Ланс посмотрел на Ньюсона, как будто хотел сказать, что именно Ньюсон в какой-то степени несет ответственность за «хрень», которую Наташа вынуждена наблюдать, работая в полиции. Он пнул стартер и с ревом укатил.

Ньюсон почувствовал, что должен что-то сказать.

— Наташа, ты нарушила правила. Нельзя обсуждать следствие в нерабочее время.

— Ой, да ладно тебе, Эд, все это делают. Разве ты так не поступаешь?

— Представь себе. Нам только утечки информации не хватает.

— Ланс никому не скажет, ты же знаешь. Тебе хорошо: ты приходишь домой, никто не спрашивает тебя, как прошел день, и вообще. А у меня Ланс. Ему все интересно. И что мне отвечать: «Извини, но это закрытая тема?» Нельзя говорить такие вещи своему парню!

— Можно, и даже нужно.

— Ладно, подождем, пока у тебя появится подруга, и посмотрим, сколько ты продержишься.

— У меня были подруги. И я жил с Ширли.