Слепая вера

Сандру Ди, и при сложившихся обстоя­тельствах было бы весьма кстати, если бы у Чанто­рии завязался роман на стороне. Траффорда злило внезапное внимание отца Бейли, потому что все это было очень уж глупо. Несомненно, Бейли заинтересовался Чанторией, поскольку убедил себя и том, что она святая, отмеченная Богом, мать чудо-ребенка. Старейшины Храма всегда отбирали у других все самое лучшее, в том числе и наиболее привлекательных женщин (ими брезговали разве что закоренелые холостяки), и Бейли счел, что Чантория принадлежит ему по праву.

Как раз в это время Чантория вернулась из квартиры Незабудки. Траффорд наполовину опус­тошил уже третий по счету стакан, но на душе у него по-прежнему скребли кошки. На Чантории были девственно- белые трусики-тонг и такой же лифчик — она объяснила, что это подарок подруг в честь ее появления в новостях.

— Правда, красиво? — спросила Чантория, забирая сумочку. — Скромно и со вкусом. По-мо­ему, это как раз то, что нужно для частной беседы с исповедником.

— Чантория, — сердито ответил Траффорд, — он интересуется тобой только из-за Кейтлин. Не­ужто неясно?

— И что в этом плохого? — огрызнулась Чан­тория. — Я мать чудо-ребенка! Естественно, что мой исповедник проявляет ко мне интерес.

Траффорд потихоньку выключил звук интер­нет-трансляции.

— Мармеладка Кейтлин — вовсе не чудо-ребенок, — прошипел он.

— А кто же? Она ведь жива! По-твоему, это не чудо? Твой ребенок единственный, кто пережил мор, и ты не считаешь это чудом?

— Не мор, а эпидемию.

— Нет, мор. Наша дочь жива. Это все, что нам известно, и это остается чудом, что бы ты ни го­ ворил.

— Чантория, ты прекрасно знаешь, что...

— Я знаю, что пути Господни неиспове­димы, — сказала Чантория. — Кто сотворил то... снадобье, которое ты ей дал? Бог.

— Не Бог, а люди! Они воспользовались своим разумом, чтобы..

— А кто сотворил людей? Кто дал им разум?

— Ну ладно, а кто тогда сотворил твоего драгоценного Бога? Другой Бог, старший по чину? А того кто?

— Я больше не желаю спорить на эту тему, Траффорд, — отрезала Чантория, снова включая звук. — Я знаю одно: нас осенила благодать. Мы самая счастливая семья в Лондоне. Ты видишь эту благодать в одном, я в другом, но, как ни крути, благодать есть благодать, а она бывает только от Бога. Неужели ты этого не понимаешь? Что тут непонятного? Увидимся в Духовной Обители. И не смей опаздывать!

Зажав в руке сумочку, Чантория пошла к двери. Она ступала нетвердо, потому что на ней были туфли на высоченных шпильках, тоже недавнее приобретение. Скорее всего, очередной подарок Незабудки. Траффорд смотрел ей вслед. Сзади она казалась практически полностью обнаженной. Единственными видимыми деталями ее костюма были тончайший поясок лифчика и крохотная по­лоска кружев чуть пониже спины.

— Что же ты не попрощалась с чудо-ребенком? — язвительно спросил он.

Чантория обернулась и снова посмотрела на него.

— С ума сойти, Траффорд, да ты ревнуешь! — Пошатываясь, она подошла к кроватке Марме­ладки Кейтлин. — Пока, ангелочек. Не обращай внимания на папочку — он уже так давно не об­служивал мамочку как следует, что я вообще не понимаю, чего он злится.

После этого она удалилась, и Траффорд ос­тался наедине с дочерью. Он отлично понимал, чего он злится. Настроение у него было отвра­тительное. Ведь что ни говори, а он, гуманист по убеждению, невольно способствовал своими действиями укреплению всеобщей веры в неисповедимость путей Господних.

Конечно, сделав Мармеладке Кейтлин при­вивку, он поступил совершенно правильно, од­нако слышать, как заслуга ее спасения припи­сывается Богу, было крайне досадно, тем более что ничего подобного он не ожидал. А то, что в это верила и его жена, которая знала правду, было досадно вдвойне. Вдобавок ситуация не­уклонно ухудшалась. Траффорду и присниться не могло, что их покажут в новостях, да и от намечающегося духовного общения отца Бейли с Чанторией нельзя было ожидать ничего хоро­шего. Траффорд не сомневался, что столь откро­венный интерес исповедника к его жене только укрепит убежденность прихожан в том, что Чантория Божья избранница и что Кейтлин уцелела благодаря вмешательству Любви и Дианы. Какая жестокая насмешка судьбы: его маленькая личная диверсия, на которую он решился из соображе­ний, продиктованных чистым разумом, в конеч­ном счете лишь способствовала расцвету религи­озных суеверий!

Траффорд решительно повернулся к компьютеpy. Его новая программа была почти закон­чена. Еще несколько дней, и он поставит перед вычислительной системой Госбанда задачу создания виртуальной сети потенциальных револю­ционеров. Траффорд собирался сразу же начать рассылку этим людям специальных электронных сообщений. Кассий обещал, что первое из них он составит сам; они договорились, что это бу­дет краткая иллюстрированная статья о теории эволюции. Во втором они расскажут о Потопе и объяснят, что подъем уровня мирового оке­ана стал печальным следствием бесконтрольного сжигания ископаемого топлива, хотя предотвра­тить такое развитие событий человечеству было вполне по силам.

Траффорд намеревался сделать рассылку писем автоматической: особое кодовое слово, однажды отправленное по электронной почте, должно было спустить цепную реакцию и наводнить интернет подрывным спамом, распространение которого не прекратится, даже если его авторов схватят. Чтобы адресаты не удаляли полученные письма, каждое из них нужно было снабдить интригующим заго­ловком. По ходу дела Траффорд пытался приду­мать и эти заголовки, в чем ему помогали Кассий н другие. Больше всего Траффорду нравилась вы­думка Коннора Ньюбери.

Если Бог такой умный, почему в его Храме вер­ховодят такие придурки? Ты когда-нибудь смот­рел на своего исповедника по-настоящему крити­ческим взглядом? Траффорд улыбнулся. Если бы он получил письмо с таким названием, то навер­няка вскрыл бы его и прочел.

Ты не одинок в своем желании уединиться! Это предложил Кассий, так же как и другое: Ты когда- нибудь пробовал думать сам за себя?

Сам Траффорд до сих пор придумал только один заголовок: А ты умеешь хранить тайну ? — но теперь ему на ум пришло слово Дарвин.

В течение всей работы над программой Траф­форд пытался решить, что они будут делать с вир­ туальным обществом себе подобных, если им удастся его создать. Научить людей думать само­стоятельно — это, конечно, хорошо, но если эти люди будут только думать, а не действовать, слу­жители Храма могут спать спокойно. Траффорду было мало одних раздумий — его раздражало, что остальные гуманисты довольствуются пассивным протестом, который видят в самом существовании своей организации. Для свержения режима требо­вались конкретные поступки. Революция в голо­вах могла быть лишь началом.

Им нужен был знак — тайный знак. Возможно, одно-единственное слово, по которому один сво­ бодный мыслитель мог бы узнать другого. Пароль, в котором было бы заложено все.

И Траффорд знал, что таким паролем может стать слово Дарвин.

Потому что 'Дарвин' было больше чем сло­вом. Это был призыв к оружию. Это был символ эволюции, призывающий человека вырваться из болота и стать сложным организмом, способным мыслить независимо.

Но имя 'Дарвин' звучало еретически. Его не­льзя было произносить вслух, нельзя было разма­хивать им как знаменем.

Траффорд напечатал это имя наоборот и с внезапным приливом восторга обнаружил, что оно читается как ниврад.

Ниврад. Где-то он это уже слышал.

'Итак, скажем все вместе: моря любви!.. Ска­жем все вместе: нивы радости! Скажем все вместе: ниврад!'