Пека Копейкин никому не грезился, не имел он такой тактической задачи, просто, только добравшись до дому и уже отпустив Никитишну, он обнаружил, что забыл получить подпись родных и близких усопшего на специальном бланке-заказе. Это называлось: оформить отношения, и могло, в принципе, происходить по-разному. Предыдущий Пекин клиент, полковник Мертвецкий, был бы немало удивлен, наблюдая за страстными объятьями своей неутешной вдовы с подтянутым Копейкиным — если, конечно, его полковничья душа действительно витала в доме. Полковница долго не отпускала Пеку, стареющая львица, с большой белой грудью и мягкими умелыми губами.
Бывали вдовы и принципиально иного образа мышления, предпочитающие падать в глубокие обмороки и быть уносимыми в прохладные затемненные комнаты друзьями дома или распорядителями похорон.
Бывало все ровно — в большинстве случаев.
В генеральском Доме как раз и предполагался такой вот случай из большинства, только Пека вовремя не подсуетился с подписью. Пришлось вновь вызывать недовольную Никитишну, дожидаться ее приезда, собираться и ехать. Никитишна грозно кричала ему вслед, что она должна быть дома не позднее чем через полтора часа. Луиза прыгала вокруг нее на одной ножке — недавно научилась.
Разумеется, Копейкин не ожидал увидеть домоправительницу — так он про себя обозначил статус Тамары Мироновны — без чувств на полу, очень похожую на пожилую покойницу.
— Вы что же это, Тамармиронна, помирать задумали? — проорал он ей в ухо. — Так вам ведь ни духового оркестра, ни салюта пока не полагается…
Вытащил из кармана валидол, предназначенный для вдовиц принципиально иного образа мышления, с усилием впихнул пахучую таблетку женщине в плотно сжатый рот.
«Скорая помощь», грубый бородатый доктор в расстегнутом халате, с сильными крепкими пальцами, пищанье кардиографа, брезентовые носилки и — перекрывая все это, диагноз: «обширный инфаркт».
Тамара Мироновна, укрытая до подбородка клетчатым полушерстяным одеялом, уехала в бело- красной карете, никогда не превращающейся в тыкву.
Из своей комнаты выползла Розочка, кутаясь в огромный цветастый платок. Раскосые темные глаза опухли, длинные черные волосы по-вороньи как-то топорщились. Заплакала жалко, сморкаясь в шелковую платковую бахрому.
Пека растерянно опустился на красивый стул с мягкой выпуклой спинкой, абсолютно не представляя, что ему делать. Пека молчал, потому что если он чему научился за годы безупречной службы, то это открывать рот только через пару секунд после появления в голове мысли, в крайнем случае — одновременно с этим. В голове было пусто.
Марго открыла меню в переплете коричневой искусственной кожи, провела рукой по бледной щеке, будто пытаясь стереть страх и боль, вопросительно посмотрела на Юраню:
— Ты что-нибудь из супов будешь? Первое блюдо?
Модный ресторан «Старая квартира» никогда не нравился Марго. Эти стилизации под коммуналки времен социализма — граненые стаканы, алюминиевые вилки, простые белые тарелки с вензелем «общепит» и песни Эдуарда Хиля — казались ей не забавными, а стыдноватыми и жалкими. Но Юраня привез ее пообедать именно сюда, возражать и спорить не было желания.
— Непременно буду, — отвлекаясь от необходимости изображать клоуна, Юраня делался серьезным даже излишне. — Здесь великолепные щи. С кислой капустой.
Юраня положил широкие ладони на клеенку в духе интерьера, изрисованную кувшинами и виноградными гроздьями.
— Удивительно, насколько грубые ошибки допускают домохозяйки, приготавливая щи! — оживленно произнес он.
Марго устало отложила меню. Позвала официанта. Невысокая коренастая девушка с бейджем «Ваша Танюша» открыла маленький блокнотик. Одета она была в школьную форму — коричневое платье, белый фартук. Красный галстук.
Марго почувствовала легкую тошноту. Есть расхотелось.
— Чаю мне, пожалуйста, — сказала она.
— Что ты, что ты, — забеспокоился Юраня, — что значит: чаю? Давай-ка возьми пюре с сосисками, салат какой-нибудь… Селедку под шубой… Мимозу…
— Нет, чаю, черного. Сахар и лимон.
— Чай со слоном? — уточнила пионерка Танюша.
— О господи! — Марго затошнило еще сильнее. — А нормального у вас нет? Без слона? «Ахмад»? «Метр де тэ»?
— Есть, — обиделась Танюша, — пожалуйста. Возьмите кофейную карту. Точнее, чайную. Просто многие любят именно что со слоном…
Вдоль стены на толстой бельевой веревке болтались хлопчатобумажные разноцветные детские колготки, ползунки с уже неразличимым узором и просторные «семейные» трусы в клетку. На обшарпанном письменном однотумбовом столе стопкой желтели «Правды» и «Известия» с бытописаниями пленумов и прочих побед коммунизма.
Марго поморщилась. Тяги к плебсу она не испытывала никогда. Только этот редкий мужчина напротив и мог заставить ее сидеть в этой фальшивой насквозь столовке и пялиться на чьи-то подштанники. Этот редкий мужчина мог заставить ее делать и многое другое. Приятные воспоминания.
— Так что я сказать-то хотел… Прекрасно зная, что щи — народное русское блюдо, они что, глупышки, делают?
— Что?
— Пережаривают лук с морковкой! — Юраня возмущенно жестикулировал. — Представляешь?
— Ну и что, в борщ тоже все пережаривают, это такой закон супов, — вяло ответила Марго, тема разговора ее не интересовала нисколько. Лук, морковь… Тьфу.
— Ничего похожего! — кипятился Юраня. — Русской кухне вообще не свойственно обжаривание каких-либо ингредиентов. Это тебе не украинская, где сала невпроворот…
Юраня погрозил Марго пальцем, будто бы уличив ее в жарке ингредиентов блюд русской кухни. Марго вздохнула.
Появилась Танюша, расставила тарелки. Звякнула столовыми приборами. Неприязненно подвигала чашкой с чаем.
— Ты скажи лучше, что обо всем этом думаешь? Лилька в больнице. Розка с разбитой головой в больнице. А ты говоришь: щи…
— Разговоры, не имеющие ни малейшего шанса повлиять на исход какого-то события, не должны вестись вообще, — пожал плечами Юраня. — Мы же сейчас заехали поесть. Потом сразу к сестрам твоим. В больницу…
Он положил на колени полотняную желтенькую салфетку с вышитым крестиком знаком зодиака. Кажется, Близнецами. Или Рыбами. Марго поморщилась — некрасиво. Журнал «Работница» в свое время предлагал советским женщинам не только несколько затейливых способов испечь праздничный торт из черствого хлеба, луковой шелухи и манной каши, но и образцы маловразумительных вышивок.
— Ага. А разговоры про пережаренный лук? — вредно поджала губы она.
— Так это я как раз на тебя влияю!
Юраня проглотил очередную ложку щей.
Марго погладила рукой чуть шероховатую стену, в старомодных глянцевых фотообоях с видом на море. Солнце почти не заглядывало в полуподвальное помещение ресторана, стена была холодной. Взяла чашку с чаем. Сделала глоток.
— Слишком много новых людей появилось в Доме, — неторопливо проговорила, — жильцы, педагоги.
Юраня взял в руки высокий запотевший стакан с, клюквенным морсом. Посмотрел на Марго.
— Да-да, а некоторые еще с успехом изображают идиотов. Я в детстве обожала книжку Успенского, «Школа клоунов», по-моему. Там были клоун Наташа и клоун товарищ Помидоров…
