купить, очень строга насчет выпивки…
Пека с удовольствием соглашался на пиво, неизвестные маслины и горошек.
Следующим в очереди стоял комический старик с длинным лицом и большими ушами, неравномерно прижатыми к голове: левое плотно, а правое — с солидным отрывом. Из каждого уха торчало по мохнатому веничку седых волос, голова же старика была лысой. Старичок напоминал вредноватого гномика из детского мультфильма про кувшинчик и дудочку, где девочка пела нарисованным ротиком: одну ягодку беру, на другую смотрю, третью примечаю, а четвертая мерещится… Единственный в городе магазин спецобслуживания посещали персональные пенсионеры и героические ветераны, очевидно, старик принадлежал к одной из этих категорий.
— Кривопалов! — внезапно рявкнула милая продавщица, сверкая белками глаз и обнажившимся в глубине рта металлическим зубом.
«Надо же, — удивился Пека, — и так она умеет».
— Кривопалов, я к вам обращаюсь!
Комический старик вздрогнул и отвернулся чуть в сторону, будто бы окрик продавщицы, милой девушки с железными зубами, его нисколько не касался.
— Нет, ну ты посмотрите-ка вы! — сложно сформулировала продавщица. — Стоит и молчит, как неродной. Кривопалов, я тебе повторяю, не мути нам тут воду в ступе продуктов, тебя уже месяц как открепили от нашего магазина. Не полагается тебе пайка, Кривопалов. Никакого, Кривопалов.
— Так это не мне, — удивился Кривопалов, — на что мне твой паек, помилуй. Это внукам моим. Ты ж знаешь, с их болезнью им питаться надо. Железо. Гречка очень способствует. Росту гемоглобина. Мясо им надо, говядину…
— Кривопалов, — продавщица фальшиво улыбнулась в сторону Пеки и погрозила пальцем в сторону старика. — Иди домой, Кривопалов. А то придется как в прошлый раз. Милицию вызывать.
— Не надо милицию, — убедительно произнес старик, — продай, пожалуйста, гречки. Пять килограммов. И я уйду, обещаю.
— Ну какой же ты, Кривопалов, ушлый! — восхитилась продавщица. — А я тоже не того, не пальцем деланная… Хрена тебе, а не гречки, Кривопалов!
Она сложила пухловатые пальцы небольшим рупором, прижала к маленькому ротовому отверстию и прокричала в глубины магазина:
— Йура-а-а-а! Звони в милицйу-у-у! Тут Кривопалов опя-а-а-ать!
Старик не стал дожидаться милиции, развернулся и пошел к выходу, сильно ссутулившись. Луиза, с красным яростным лицом метнулась к нему и с силой потянула за рукав:
— Постойте, пожалуйста! Простите, пожалуйста!
Схватила с удобного нарядного прилавка какие-то уже упакованные покупки семьи и стала лихорадочно пихать в стариковские руки пакеты и свертки в пергаментной бумаге и сосиски гирляндами.
— Возьмите! Пожалуйста! Вот это! И еще вот это!
Пакеты и свертки в пергаментной бумаге падали из трясущихся пальцев на плиточный пестрый пол. Продавщица, милая девушка, приоткрыла от неожиданности маленький рот. Из подсобки появился Юра. Задумчиво почесывал нос.
Дом. 1977 г. Эпизод 2
— Ну, дорогая моя, остались мы с тобой безо всякой еды…
— Зато с чистой совестью, — горячо и совершенно невпопад возразила Луиза, родственница чекистов, рассыпая светлые кудри по обнаженным покатым плечам.
— Д-да, — немного удивился Пека, — что верно, то верно…
В дверь громко постучали. И позвонили. И еще несколько раз.
— Кто бы это мог быть? — удивился Пека, приподнимаясь на локте. — Павел вроде как в Орджоникидзе отправимшись? Сам его в аэропорт отвозил.
— Не знаю, — легкомысленно ответила Луиза, смешно поведя очень коротким и очень прямым носом. — А-а-а, поняла, поняла, это тетенька-техник от электричества. Или дяденька-техник. Мы задолжали пару десятков рублей… что ли…
— О господи, — проворчал Пека, — я же давал деньги… Почему твой болван даже заплатить вовремя не может? Чем таким занят? Просто государственный человек…
— Только чего это они по вечерам шастают, техники? Совсем уже с ума посходили, — Луиза раздраженно заматывалась в халат, голубенький стеганый халатец из ядовитого полиэстра, производства ГДР, — уроды…
— Глупышка моя, — Пека потрепал дочь по румяной щеке, — не переживай. Пойду, разберусь…
От очередного сильного удара содрогнулся и треснул косяк, собачка замка, жалобно кляцнув, вырвалась на свободу. Дверь с шумом распахнулась.
Павел не был в Орджоникидзе.
Циркулярная пила в его руках была очень, очень неуместна.
03-Июль-2009 01:25 am
«Не перечьте мне, я сам по себе, а вы для меня только четверть дыма» (с)
МЕТКИ: СЕЙЧАС, ТЫ
…Клаус возвращается вечером, и всегда раньше тебя, он подходит ко мне сзади, отбирает серебристо поблескивающую оптическую мышь, рывком ставит на ноги, его крепкие руки, поросшие негустыми светлыми волосками, хозяйски оглаживают мою довольно большую грудь с уже набрякшими сосками, его колено в наглаженных брюках костюма от Эрменеджильдо Зенья проникает между моих бедер, и, когда он сделает следующий шаг по направлению к кровати (Клаус страшно традиционен) — на брюках завлажнеет пятно.
Вечером мы сидим за столом втроем, уже отужинали, какая-то, что ли, рыба, тарелки собраны и установлены в посудомоечной машине, ты разливаешь чай, придерживая мизинцем крышечку забавного чайничка в виде старинной швейной машинки.
Я смотрю на тебя, протягиваю руку и глажу твои тонкие пальцы, Клаус сыто посмеивается, придвигая к себе пепельницу, ему разрешается курить в любом месте дома.
Он частенько посмеивается таким образом, будто произносит: «хык», «хык», «хык», и обычно мне наплевать, но сегодня этот смех очень мне мешает, да что же это такое, говорю я молча, сколько же это будет продолжаться?!
Я взмахиваю руками, это называется — жестикуляция, помогает в иллюстрации не сказанных никем слов.
Ты смотришь на меня удивленно, а Клаус вообще — как на ожившую бормашину, а я продолжаю, без всяких пауз, мне уже не остановиться.
Сколько же это будет продолжаться все мы делаем вид, что ничего не происходит я —
Клаусу приходит в голову немного похихикать еще, это ему приходит в голову очень зря, я же говорю, что сегодня мне этот смех мешает, а вот если ему разорвать, к примеру, рот, затолкав туда оба моих кулака, то он перестанет смеяться, как ты думаешь?
