Проводив Черканова взглядом, Палач не спеша двинулся прочь. Предстояло много дел. И прежде всего — Коста. Его нужно отыскать и просканировать полностью, а затем — поговорить. Он того стоит. И на многое способен, нужно только помочь. Совсем немного…
V
Смотри мне в глаза —
Мне нужен твой взгляд.
Сегодня я способен дать бой.
Ночь обрушилась на город внезапно, хищной птицей распростерла свои темные крылья, скрывая в тягучем мраке улицы и дома, припозднившихся прохожих, шелестящие кроны деревьев. Одно за другим гасли окна, меркли яркие рекламы закрывающихся магазинов и кафе, ну а ночных маркетов и клубов вблизи общежития Высшего института Петербурга не было. По крайней мере, окон Стасовой каморки не достигал свет ни одной крикливой неоновой вывески.
Ветровский сидел на удивительно широком для крохотной комнаты подоконнике, держа на коленях ноутбук, и невидяще смотрел во тьму за окном. Прикуренная, да так и забытая сигарета дымилась в безвольно повисшей руке, столбик пепла уже накренился, угрожая в любой миг упасть и рассыпаться серой пеленой, но Стас не замечал этого.
Слишком много всего одновременно. Он еще не успел узнать ничего о том, кто убил отца, а теперь должен был понять, кто заставил покончить с собой Кирилла. В Ордене все шло тоже отнюдь не гладко — только забылась та страшная история с книгой, найденной в комнате Вики инспекционной бригадой, только удалось откупиться от проверяющей детский дом комиссии, к вящему неудовольствию Анны Ивановны, только получилось пресечь расползавшиеся по институту мерзкие слухи, как случилось нечто, чего Стас никак не мог предположить. Точнее, предполагать-то он предполагал и даже надеялся, вот только подумать не мог, что это станет проблемой: в Орден вступило слишком много людей. Ветровский разрывался на части, пытаясь уследить за всем происходящим и не выпустить ничего из-под своего контроля, но на всех желающих попросту не находилось дел. Привлекать еще больше народу к работе с детским домом он не мог — «штат» преподавателей-воспитателей был укомплектован полностью, на ремонт иных помещений, кроме спален, еще не собрали средства, внеочередной творческий благотворительный вечер провели буквально на днях, а никаких других проектов в голову пока не приходило. Взять на себя помощь еще одному детдому Орден пока не мог по чисто финансовым причинам. Пока что удавалось отправлять ребят волонтерами в муниципальные больницы — бесплатная медицина еще не исчезла полностью, хотя все к тому шло, зато и условия в больницах были такие, что любой человек, имевший хоть какую-то возможность обратиться к платным врачам, предпочитал залезть в долги, лишь бы не иметь дела с так называемыми эскулапами. Новоявленные члены Ордена хмурились и ругались себе под нос — они желали всего и сразу, хотели видеть результаты своего труда и никак не понимали, что результаты есть, просто они не так очевидны. Будь ситуация вокруг хоть немного иной, Стас бы просто не принимал в Орден этих обычных парней и девчонок, совершенно не мечтателей, просто желающих для себя побыть добрыми, но каждый раз, когда он уже готов был сказать «нет» очередному желающему, в душе поднимал голову страх — а вдруг его отказ окажется последней каплей, и именно из-за него неплохой, в сущности, человек все же сорвется, скатится до уровня большинства, станет
Гордиться по праву можно тогда, когда то, чем ты гордишься, не совершено ради повода гордиться.
Резкая трель мобила вырвала Стаса из тяжких раздумий. Едва не выронив сигарету, он потянулся к тумбочке, бросил взгляд на дисплей — Алексей.
— Я слушаю.
— Привет, — голос молодого человека звучал как-то потерянно и безжизненно. — Я тебя не очень отвлекаю?
— Нет, что ты. Совсем не отвлекаешь. Что-то случилось?
— Вовсе нет. Я просто хотел тебе сказать… в общем, я подумал — наверное, мы оба ошибались. Кирилл и правда покончил с собой.
Стас, опешив, едва не выронил мобил.
— Что? Погоди, Леш, что случилось? Что ты такое говоришь? Ты же сам меня уверял, что…
— Я ошибался, — неожиданно непреклонно оборвал его Алексей. — Стас, запомни: Кирилл покончил с собой. Он сам принял это решение. Мои выводы из его предсмертного письма — ошибка. Твои — наши — умозаключения по поводу того, кто мог его заставить, — еще более страшная ошибка. Забудь все, что я тебе говорил.
— Леша, я не понимаю, — медленно проговорил Ветровский, судорожно пытаясь заставить себя найти хоть какое-то объяснение странным словам приятеля.
— Не надо ничего понимать, — отрезал собеседник. — Просто запомни: Кирилл покончил с собой. Точка. Никто его не заставлял, это невозможно — заставить кого-то убить себя. У Кирилла была причина так поступить. Не спрашивай, какая, я все равно не скажу. Просто поверь.
— Ты где сейчас? — Голова кружилась, от острого непонимания заломило виски. — Нам надо встретиться, скажи, где ты — я подъеду.
— Я не могу. Завтра я уезжаю из города, надо еще вещи собрать и дела некоторые закончить.
— Когда ты вернешься?
— Никогда. Прощай и прости, что втянул тебя в это.
В динамике противно забились безжизненным пульсом короткие гудки — Алексей оборвал связь.
Несколько секунд Стас тупо смотрел на все еще светящийся дисплей. Потом нажал кнопку сброса, кинул в пепельницу давно потухшую сигарету и нервно прикурил новую.
Поведение Леши не лезло ни в какие ворота. Все те полтора месяца, что Ветровский знал его, друг Кирилла четко показывал, что не остановится ни перед чем — лишь бы найти убийцу Бекасова. Он ни разу не усомнился в том, что убийца есть, и совершенно великолепно разнес в пух и прах все хлипкие аргументы Стаса, когда тот в какой-то момент стал задумываться — а в самом ли деле Кирилла убили?
В тот памятный день, когда они познакомились на похоронах Бекасова, Алексей произвел впечатление человека надежного и честного. Довольно замкнутого, но умеющего доверять и заслуживающего доверия.
Стас незаметно для себя соскользнул в воспоминания…
По окончании траурной церемонии молодые люди почти сразу отделились от остальных и отправились в находившееся неподалеку кафе, где можно было согреться после долгого стояния на пронизывающем апрельском ветру и поговорить в спокойной и тихой обстановке.
— Вот, — просто сказал Алексей, протягивая визави сложенный вдвое лист простой белой бумаги.
«Здравствуй, Леша.
Мой мир перевернулся. Больше, чем тебе, я доверял только одному человеку. Ты знаешь об этом, и я знаю, что тебя всегда это задевало. Прости — кажется, я ошибался. Сегодня все решится. Я не могу полностью понять и осознать, что происходит и почему, — но сегодня я доберусь до правды. Я не могу
