для тройки, которая в случае удачного досмотра спрячется на катере. Как только начнёт всходить солнце, американцы отправят поисковую группу за катером. Времени в запасе ещё предостаточно, но всё равно стоит поторопиться, чтобы успеть скрыть следы своего пребывания.
Добежали до самой кромки воды, пробежали ещё несколько метров в глубину. Одним броском плот оказался на волнах: водолазы одновременно прыгнули на вёсла, я и Кузнец перевалились через борт и заняли место наблюдателей. Несмотря на глубину, Иванов ещё продолжал бежать сперва по колено в воде, а потом по пояс. Когда плот, подгоняемый мощными и слаженными ударами вёсел, догнал каптри, он, словно дельфин, выпрыгнул из воды и, перевернувшись, аккуратно приземлился на резиновое днище. При этом ещё и свой модернизированный «Томсон» в руках держал. Я оглянулся на берег. Рыхлый ловко лавировал между камнями, пробираясь на оконечность мыса, разделявшего две смежные бухты. Моряки молча гребли, а Иванов даже не командовал, он просто лежал на носу с биноклем и наблюдал по курсу движения. Мне стало интересно — как водолазы чувствуют в какую сторону надо грести? Хотя я и сидел на рулевом весле, резиновый плот в моём управлении мало нуждался. Как же они это делают? Оказалось всё очень просто — лежавший на сдутой палатке и упиравшийся локтями в нос плавсредства Иванов рулил своими гребцами при помощи ног. То одного толкнёт, то другого — вот они и загребают так, как надо. Видать шлюпочной практики у них побольше, чем у нас. По спокойному морю, даже в темноте ориентируясь на силуэты скал, до застрявшего патрульного катера мы дошли достаточно быстро. Когда до правого утёса оставалось метра два, Иванов снова прыгнул и начал быстро карабкаться вверх до уровня палубы, завис, уцепившись ногами за какой-то камень, направил свой пистолет-пулемёт на палубу. Тут же второй матрос последовал за своим командиром и в два прыжка оказался на палубе. Я, закинув АКМ-С за спину, прыгнул на скалу и, как на полосе препятствий, в два приёма вскарабкался за водолазами. Ковалёв и второй водолаз должны были заняться обследованием подводной части катера. Кузнец со страховочным фалом остался на плоту, водолаз по кличке Лось с малым баллонным аппаратом на груди сперва перешёл на утёс и с него осторожно ушёл под воду, включив свой фонарь уже в подводном положении. Я отбежал на нос судна и упал, занимая позицию для стрельбы. Отсюда прекрасно просматривались оба борта. Мошарук и Иванов в паре начали досмотр с правого борта, двигаясь по катеру против часовой стрелки. Двигались друг за другом бочком и приставными шагами, держа автоматы у плеча. Возле рубки Иванов присел на колено, Мошарук толкнул ногой дверь и отскочил назад. Первым в рубку нырнул каптри.
— Лейтенант, давай сюда, — негромко позвал он меня, через пару минут высунувшись наружу.
Я вскочил и в пару прыжков оказался в рубке. Иванов радостно скалился.
— Чего тут?.. — поинтересовался я и с интересом принялся осматривать обстановку рубки.
Обычная военно-морская обстановка командирской рубки, как и на наших катерах. Только всяческих кнопочек и тумблеров на порядок больше. Витые провода переговорных устройств, индикаторы, узкий планшетный стол. Стены, в отличие от наших серых, покрашены в кремовый приятный для глаза цвет. И тут я открыл рот и чуть не пустил слюни. На переборке рядом с каким-то штатным расписанием висел небольшой цветной плакат. А на нём!!! Пышногрудая деваха в каком-то крошечном купальнике на фоне пальм призывно улыбалась, сидя в бесстыдной позе. «Miss Bikini May-79» — прочитал я надпись на плакате. Ух ты! Красивая, как наша Светличная прямо.
— Удача всегда сопутствует наглым, — говорил каптри, рассматривая что-то на противоположной переборке.
— А? Что? — очнулся я.
— Да куда ты пялишься?! На всякую буржуазную похабщину смотреть будем, когда нам в Нью-Йорке три дня после взятия погулять дадут! Сюда смотри!!! — каптри подтащил меня за рукав к себе, — здесь всё, о чём может мечтать любой диверсант!!!
На переборке под экраном плексигласа висела американская военно-морская карта. А на ней остров и куча морских тактических знаков и надписей.
— Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство, — пробормотал Иванов, вытащил из своего непромокаемого планшета свою карту и карандаш и принялся всё быстро перерисовывать. — Смотри, как у них ловко устроено: все значки нанесены смываемым карандашом, если что случается — стёр в три секунды и готово!
Наверняка командиру патруля в суматохе и в голову не пришло, что сведения с карты могут попасть в руки советских разведчиков.
— Слушай, — подал я голос, пытаясь поймать какую-то ускользающую мысль, — а ведь командир судна перед покиданием должен уничтожить все секретные сведения и секретоносители — как бумажные, так и технического характера: всякие магнитные запоминающие устройства, показания лагов и прочего. Тут случайно не может быть дезы, очень тщательно маскируемой и подкидываемой?
— Вряд ли, малой, — ответил Иванов, оторвавшись от перерисовывания и подсвечивая себе фонариком, — видно по планшету, что значки обновлялись с месяц назад, у них по наставлению вся система охраны и обороны островных гарнизонов и военно-морских баз меняет конфигурации раз в три месяца, этим значкам месяц — вот число стоит. Я приборы смотрел — ничего не обнулено, платы не вытащены, схемы не сожжены. Тут что-то другое. Видны следы паники, но к оборудованию и к картам никто не прикасался. Последнее показание машинного телеграфа с рубки — «полный ход». Надо быть абсолютным идиотом при таком курсе и такой волне на полных оборотах такие манёвры совершать.
— Да я тоже об этом думал. Такое впечатление, что американцы убегали с катера как нашкодившие. Я вспоминаю, когда мы в первый раз за катером наблюдали, народу чуть побольше было.
— Да, есть нестыковка и не могу понять в чём.
— Я дальше досмотрю, — предложил я и после одобрительного кивка каптри побежал дальше, сопровождаемый матросом-водолазом, лучше меня ориентировавшимся во всяких бэчэ, рубках и каютах.
— Я в машинное по задаче капитана, — оповестил меня Мошарук, — здесь на средней палубе всего три кубрика: общая каюта — для отдыха и приёма пищи, напротив — пост радио и рядом капитанская.
— Давай, если что — свисти! — пусть идёт, тут в принципе досмотреть три кубрика и одного меня много. Главное не прельститься какой-нибудь буржуазной хреновиной, чтобы не оставить следов своего пребывания. Первая на очереди общая каюта: входной люк купейного типа легко отъезжает в сторону, три двухярусные койки, сбоку у переборки откидывающийся стол, ящики под термоса с пищей, титан. Над каждой шконкой семейные фотографии в рамочках, какие-то плакатики с красотками. На палубе валяются в беспорядке чашки, кружки, ложки, электрический кофейник. Ох ты, я опять чуть не пустил слюни. Из одного ящика на пол высыпалась всякая ерунда, а там в свете фонарика несколько красно-чёрных пакетиков с фотографией кофейного зерна и арабской вязью.
— Оа, кахва! — радостно буркнул я по-арабски и запрятал один пакетик под комбинезон. Вряд ли американцы будут считать чьё-то личное имущество. От одного пакетика наш отряд не засветится, а особиста нашего здесь нет и никто мне мародёрство не припишет.
В кубрике радиста тесно: всё в каких-то перепутанных и на скорую руку порубленных проводах, приборы и станции безбожно покалечены. В углу валяется металлическая урна, из которой высыпался пепел. Стараясь не наступить на пепельные хлопья, я присел и посветил фонариком и даже потрогал урну. Вот радист в отличие от командира катера всё-таки выполнил все предписания и инструкции — сжёг журналы и шифры. Урна даже чуть-чуть тёплая. Всё непонятнее и загадочнее. В капитанской каюте безбожно воняло блевотиной, перегаром и алкоголем. На тесной шконке валялся человек. Я осторожно осветил его фонариком. Мужик лет тридцати пяти, черты лица ястребиные, словно вырубленные топором, лысый, в открытом рту в свете фонарика ярко блеснули белые фарфоровые зубы.
На форме на уровне груди бирка. «Лейтенант Виллис» — перевёл я. Староват он для лейтенанта. На животе лежит блестящий хромированный «дедушка Кольт». На откинутой столешнице здоровенная бутылка литров на пять на поворачивающемся станке «Red Label». Виски, наверное, их поганое. Опрокинутый стакан, бумажный квадратный пакет с нарисованным апельсином. Рассыпанные орешки, какие-то маленькие печеньки. И это закуска называется?! Сюда бы картошки варёной да селёдки с маринованным синим луком. Короче, это получается что? Это капитан катера просто упился вусмерть! Отсюда и стоит плясать, как от печки. У них, наверняка, этот лейтенант всё держал в кулаке и никто не смел пикнуть в его сторону что-то. Вон какой бугаище, и морда зверская — на нашего актёра Тихонова чем-то похож. Когда он упился по непонятной причине и начал выкаблучиваться, морячки просто побоялись сказать что-то против. Вот и
