кофе и трубку, Гаррисон принял решение. В последний раз ответил на телефонный звонок, узнав о том, что русские десантники уже оседлали перевал и не пропускают подмогу с морской базы, полностью отрезав её от центральной части острова.
Гаррисон встал, прямой как стрела, и подошёл к своей любимой картине. Взял чашку кофе и раскурил трубку.
— Разрешите идти, сэр? — напомнил о себе помощник.
— Саймон, что вы видите в этой картине? — глухо спросил полковник своего верного помощника.
— Хорошая картина, сэр. Разрешите идти? Мне по инструкции положено уже раскупоривать канистры с напалмом.
— Оставьте, я думаю, это уже не понадобится. Саймон, дружище, вы так ничего и не поняли в этой картине. Оно и понятно, в Мичигане… — тут речь полковника прервал сам Саймон и причём таким тоном, какого от него никто никогда не слышал.
— Сэр, это картина Александера Лоуренса Бельвьё, известного авангардиста шестидесятых годов нашего века. Отличался тем, что писал свои полотна в стиле старых фламандских мастеров, очень реалистично смешивая сюжеты мировой истории — как-то «Гитлер на Ватерлоо», «Монтгомери в Феромпилах» и прочее. Эта картина одна из его последних.
Гаррисон с удивлением оглянулся на своего помощника:
— Саймон, я не думал, что в Мичигане…
Но Саймон снова непочтительно перебил полковника:
— При чём здесь Мичиган, сэр? Я это изучал в академии Советской Армии!
Гаррисон выронил из рук чашку с кофе. Саймон неуловимым движением переместился к полковнику и разоружил его в мгновение ока, выдернув из кобуры личный пистолет.
— Сэр, а ещё за этой картиной — пульт подачи сигнала через космический спутник на ракетный крейсер, единственная связь, которая осталась у вас с командованием. Так что будем благоразумны, никто не хочет, чтобы этот милый островок расколошматило в пух и прах и на его месте остались бы только скалы и руины.
Прямой как палка полковник сгорбился:
— Саймон, я не понимаю…
— Полковник, оставьте ради бога! Я думаю, вам сейчас незачем ничего понимать! Но у вас есть шанс попасть в лагерь для высших чинов под Москвой, а не под Лабытнанги! А уж, поверьте мне, это дыра почище вашего Мичигана!..
— Я офицер флота, я, — попытался всё ещё что-то сказать Гаррисон, но его снова бесцеремонно перебили.
— Сэр, не думайте, что командование флота спешит к вам на помощь. Оно даже не знает, что у вас связь пропала. Вы удивитесь, но вы сейчас мило беседуете с командующим и докладываете о том, что «тюлени» здесь были абсолютно не нужны. В эфире идёт служебный радиообмен согласно расписаний. Никто не догадывается, что Батейнд уже захвачен. А у вас есть шанс просто исчезнуть с острова. Исчезнуть внезапно со всем гарнизоном, загадочно и бесповоротно. Если захотите, то вам в ваш лагерь всю семью доставят вместе с вашим милым мопсом Пенни, внуком Томасом и сыном лейтенантом Гаррисоном, который вопреки всему жив и неплохо проводит время в лагере для военнопленных в Казахстане. А сын-то ваш неплохой специалист оказался в области космических снимков. Вы не поверите, он уже вовсю сотрудничает с нашими учёными.
— Что вы хотите? — сухо бросил Гаррисон. Этот дьявол «Саймон» нанёс сразу несколько сокрушительных «ударов» под дых. А весть о том, что сын жив, подкосила желание сопротивляться сразу и бесповоротно.
— Ничего, кроме спасения жизни шестисот морских пехотинцев, блокированных на берегу. Поговорите с Родригесом. Не объясняйте ничего, просто отдайте приказ. Иначе через сорок минут, ровно на расстоянии пары миль от острова, всплывает наш ракетный крейсер и сделает с бухтой то же самое, что вы собирались сделать со всем островом.
Саймон замолчал, снял трубку с аппарата и протянул её полковнику:
— Сэр, подумайте ещё раз! Одно неосторожное слово, и весь Конгресс узнает о вашем бездарном командовании и о том, что вы добровольно сдали остров русским. Ну, а пару обличающих статей в нашей «Правде» за авторством вашего сына вашим родственникам на континенте наверняка не помогут. Мы вас даже постараемся сохранить в живых и обменять на десяток наших честно попавших в плен ребят.
— Родригес, — глухо бросил в трубку Гаррисон, — капитан, вы меня слышите? Да, это я. Родригес, на меня вышли русские парламентёры. Весь остров под прицелом русских подводных крейсеров. Нет, ядерных ударов наносить не будут. Просто снесут остров до основания. Пульт «Стального Торнадо» у них. Нет, я ничего не могу поделать. У нас у обоих есть возможность спасти личный состав. Да, шахта у них.
Гаррисон поднял глаза на русского шпиона:
— Он хочет переговорить с вами.
Саймон взял трубку, немного послушал и отрывисто бросил:
— Ваше решение! Но поверьте мне, уже сейчас многие из морпехов на берегу откуда-то знают про то, что русские предложили всем сдаться и обещали всех вывезти с острова не в Сибирь и Казахстан, а сразу на пункт передачи пленных в Южно-Сахалинске на Курилах. Да, время пошло!
— Саймон, вы грязный подлец! — зло и чуть ли не с обидой бросил Гаррисон, вжавшийся в кресло и пытающийся раскурить трубку.
— А ещё я тебе в кофе плевал, — бросил по-русски Саймон и коротким ударом в висок отключил полковника, и продолжил по-русски, — вот достал, барин, чтоб тебя! Кофе ему, трубку, а я картошки варёной с салом хочу.
— Тащ лейтенант, амммэриканцыыы по дорогеее к перекрёстку едут на бронневике, — оповестил подбежавший боец с наблюдательного поста. Лейтенант Алкснис, командир первого десантно-штурмового взвода, спрыгнул с брони боевой машины и в два прыжка оказался на посту. Вот уже в течение двадцати минут внизу у американцев творилось нечто странное, вспыхивали короткие перестрелки. В море пытался выйти какой-то кургузый мотобот, который расстреляли с катеров, вытащенных на мелководье. Попытки выбить роту с перевала больше не возобновлялись. Теперь вот броневик появился. Опять попытаются прорваться? Алкснис нажал тангенту радиостанции.
— «Сто три»! На перекрёстке бронеавтомобиль, приготовься бронебойной в кузов!
— Принял! — ответил «сто три», — на прицеле!
— Чччёёёёртт, что зза чепуха! — выругался лейтенант. Над кузовом автомобиля взметнулся красный флаг.
— «Караван», я «сто первый», на нас выдвигается бронеавтомобиль с красным флагом, готов уничтожить! — вышел он по связи на командира роты.
— «Сто первый», подожди! У меня таблица взаимодействия каждые две минуты меняется. Ага, есть! Там должны быть какие-то «Сапоги» — это наши! Если это парламентёры-американцы, передай, что время истекает. Всё, до связи!
Тем временем грузовик, украшенный самодельным флагом, бодро подпрыгивая на камнях, подкатил к первому посту, который десантники уже обложили камнями, а сапёры уже выставили минный шлагбаум.
— Привет! — заорал из кузова на чистом русском непонятный парень в тёмно-сером американском комбинезоне, — ого, а пушку-то нахрена направляете?!
Десантники окружили автомобиль, направив на приезжих стволы автоматов.
— Ктто таккиеее, позззыывнойй? — спокойно с расстановкой спросил старший на точке сержант.
— Ооо, даллеекоо ли до Таллинна? — с издёвкой переспросил Кошкин и добавил, — автоматиками-то поосторожнее крутите, у меня у самого пулемётик неплохой.
— На этом грузовике далеко, позывной давай, — спокойно и терпеливо, словно с маленьким, завёл свою волынку сержант.
— Сапоги мы, — бросил из кабины Булыга, — а ты бы представился, военный! Я вот, к примеру, капитан Булыга, триста девяностый полк морской пехоты, бывший военнопленный.
Сержант, закинув автомат на плечо, вскинул подбородок и бодро представился. Из укрытия подошёл
