спорят.
Эли пробежался до остановки и тут ему повезло — автобус подъехал сразу же. Внутри было жарко, как в аду — кондиционер, конечно, и не думал работать.
— Илюха! Привет! Ты чего тут делаешь, поц рыжий? — расплылся в улыбке высокий смуглый парень, сидящий на переднем сиденье. — Сколько лет, сколько зим… Садись.
— Не рыжий, а только рыжебородый! — ответил Эли старой шуткой, с удовольствием пожимая руку Виктору, Витьке, Витюше — старому знакомому, бабнику и разгильдяю. — Привет, Витька! А что я тут делаю? Не видишь разве, на работу еду, — он похлопал по кобуре пистолета. — Стал бы я иначе с этой бандурой по городу таскаться.
С Виктором Эли познакомился на второй день после репатриации[[1] ] в Израиль, потом они вместе изучали в ульпане[[2]] иврит.
— А где ты сейчас работаешь?
— В шмире.[[3]] Ворота машинам открываю. Открываю, закрываю… Дурью, в общем, маюсь.
— Так ты же программист! — удивленно воззрился на него Виктор.
— Угу… — Эли поморщился. — Только надо еще найти работу по специальности в этой долбаной Израиловке.[[4]] Нет у меня, видишь ли, местного опыта. А где взять этот самый местный опыт, если ни одна собака на работу не берет? И это при том, что я, как специалист, лучше большинства этих поцов. Но оно ж им не надо…
Витька почесал затылок.
— Да… Непруха.
— И не говори… А ты где сейчас?
— Да вот в банк кассиром устроился, одновременно учусь на вторую степень по экономике. Обещают после окончания перевести в отдел инвестиций. А так работа, в общем, неплохая. Есть, конечно, свои заморочки, а где их нет?.. Ой! Извини, я побежал, моя остановка. Бывай!
Виктор сорвался с места и протолкнулся к двери. Уже с улицы он помахал Эли и, не оглядываясь, побежал через дорогу к банку. Эли даже не успел толком попрощаться.
«Да. Вот так вот видишься со знакомыми раз в несколько лет, да и то случайно, и времени поговорить нет…» — скользнула по краю сознания невеселая мысль.
Снова в окне замелькали иерусалимские улицы. Вот, кстати, и остановка, на которой нужно пересаживаться. Пересел… Похоже, удастся не опоздать. За невеселыми размышлениями он и не заметил, как добрался до промзоны, где работал. Эли вышел из автобуса и осмотрелся. На другой стороне улицы шумела стройка, новый район для религиозных строят. За счет государства, конечно. Но хорошо хоть, вообще что-то строят — арабам меньше достанется.
Он бежал мимо серых заборов — промзона. Впереди виднелась будка — там Эли и работал. «Ну, слава Богу, на месте, и только без двух десять, успел…» — мелькнуло в голове, он уже подходил к шлагбауму, вокруг которого в нетерпении бегал сменщик, давно собравший сумку. Увидев Эли, он постучал пальцем по часам и злобно прошипел:
— Ну, и где ты шляешься?
Его занудство за полгода успело достать до печенок, но ссориться не хотелось. Поэтому Эли ответил:
— Я вовремя.
— Мы же договаривались приходить на десять-пятнадцать минут раньше! Я же прихожу? А тебе что, трудно?
Сменщик был зол, как собака, и искал на ком эту злость сорвать. Видимо, опять «схлопотал» от начальства.
— Ну, извини…
Тот махнул рукой и «великодушно» простил:
— Ладно. Черт с тобой. Держи ключи и рацию. Да, вот еще, шеф велел, чтобы синий «Fiat» N 73-340- 63 сюда больше не впускали ни под каким видом.
— О’кей! — Эли хотел побыстрее от него отделаться, поэтому готов был согласиться даже на покупку слона.
— Ладно, я побежал спать, — уходя, бросил сменщик.
— Бай!
Эли с тоской огляделся. Все та же, знакомая до отвращения, унылая картина — слева серая каменная стена конфетной фабрики, к которой приклеилась его будка, несколько деревцев, дающих убогую тень, без которой в такую жару было бы совсем гнусно. Справа, через дорогу — точно такая же стена жиркомбината. Серость, мертвенная, безнадежная серость… Пустошь…
Он вытащил стул на улицу, в тень, достал ноутбук и включил его, не понимая, зачем: игры надоели до смерти. Глянул на книгу, лежащую в сумке — нет, читать тоже не хотелось. Как-то все у него в жизни не складывалось, Эли издавна преследовало ощущение, что все вокруг — просто пыльная серая пустошь. Не имеющая конца пустошь.
Вспомнилась Украина, где его предали все, кого он считал друзьями. Как сказал кто-то из древних: «Зачем тебе враги? Ведь у тебя есть друзья!»
Думать о прошлом не хотелось, но оно само, не спрашивая, всплывало в памяти. Как бежал через всю Россию без денег, синим от побоев, в куцем драном пальтишке, добежал до Урала. Потом узнал, что его долго искали — еще бы, он ведь оказался одним из немногих, чудом вырвавшихся живыми из рук подонков, да еще и заявившим на них, из-за чего двух тварей все же посадили. Слава Господу, никто не знал, что у него под Магнитогорском живет дядя. Там Эли, тогда еще Илья, и осел. И ничего, абсолютно ничего там не было, кроме беспросветного одиночества и тоски. Только общение с дядей и двоюродной сестрой как-то спасало, но они жили своей жизнью и им часто бывало не до него.
Так Эли и существовал, пока однажды дядя не сказал ему: «…А что молодой еще еврей делает в этой стране? Тебе здесь ничего не светит. Езжай-ка ты, парень, в Израиль!» И он поехал. А что еще оставалось делать, в России ему и в самом деле ничего не светило. Ни друзей, ни работы, ни квартиры. Даже женщины его избегали, а почему так сложилось, он не знал. Вот и поехал…
Сперва радовался и удивлялся всему вокруг, как ребенок. А потом… Потом приехала мама и жить стало очень трудно, а он, неплохой программист, никак не мог найти работу. По очень простой причине. Сабры[[5]] не слишком любили «русских», чувствовали, что у них лучше образование, больше предприимчивости, и потому боялись. Боялись, что их вытеснят. Вот и давили, не брали на работу, а если и брали, то платили втрое меньше, чем «своим».
Для Эли не нашлось иной работы, кроме как охранником. И все же это было лучше, чем работать на фабрике — деньги те же, а вкалывать, как папа Карло, не надо. Тошно только от ощущения собственной бесполезности. Фантастика и ноутбук немного спасали от скуки, но ненадолго. Он бросил взгляд на компьютер и вспомнил, как полгода копил на него, отказывая себе в самом необходимом. Очень хотелось делать что-то нужное, а не бесцельно сидеть в будке, читая книги. Да и зарплату нормальную получать, а не те жалкие крохи, что сейчас. Две с половиной тысячи шекелей — это что, деньги? Пока была жива мать, они хотя бы могли позволить себе снимать отдельную квартиру, его зарплаты и ее пенсии на это хватало. И дома его кто-то ждал. А теперь… Теперь Эли никак не мог позволить себе отдавать две трети зарплаты за квартиру, ведь еще нужно на что-то жить. Вот и пришлось снимать напополам с соседом. Хорошо хоть, парень нормальный попался. Но все равно — чужой человек в доме.
А друзья? Да полноте, какие там друзья? После случившегося на Украине Эли не доверял никому и никого близко к себе не подпускал. Так что друзей нет. Так, приятели, не больше. Личной жизни тоже никакой — кому из нынешних практичных женщин нужен нищий охранник? Нет таких, каждой подавай, как минимум, миллионера. Вот и сидел один, как сыч, давно уже не пытаясь с кем-нибудь познакомиться — все равно смысла нет. Компьютер и фэнтези помогали расслабиться, но от тоски не спасали. Терять ему было абсолютно нечего. Неплохой итог для 34 лет жизни, ничего не скажешь…
Эли с неприязнью покосился на собственный живот. Картина оставляла желать лучшего: тоненькие ручки, животик, лысинка. А ведь когда-то хотел сдавать на черный пояс, был неплохим бойцом — и во что превратился от сидячей жизни? Смотреть противно. Даже когда уже здесь, в Израиле, его взяли в армию на
