Пришел час прощания с Фредом Эджем. Пол никогда не обманывался на его счет, он считал Эджа карьеристом и себялюбцем, льстецом и интриганом, способным на все ради выгодной газетной сенсации.
Возможно, так оно и было, Эдж и сам считал себя таким.
Однако длительное и тесное общение с Полом смягчило и изменило его. Он с удивлением увидел, что глубоко привязался к юноше и не хочет его терять. Эдж был старше Пола лет на семь, ему подходило под тридцать и обуревавшие его чувства удивительно походили на отцовские…
– Я напишу о вас книгу, мистер Морфи, и клянусь вам богом, что напишу все, как есть! – буркнул Эдж на прощание.
И Эдж сдержал свое слово.
Поезд в Ливерпуль отходил поздно, а вечером члены лондонских клубов устроили в честь отъезжавшего гостя званый обед.
Был теплый, весенний вечер, точно перенесенный сюда с тернеровского пейзажа. Солнце еще светило, Пол видел в окно аккуратно подстриженный парк. Лондонский воздух внезапно показался ему солоноватым и влажным, напомнил зеленые воды Атлантики.
Мысленно Пол уже покинул эту страну, он ехал домой.
Механически выслушивал он бесконечные спичи, восхвалявшие его игру вслепую. Почему люди так любят говорить о том, чего не понимают? Сколько раз пояснял он, что игра вслепую – не более чем мнемонический трюк, что она не имеет ничего общего с глубиной шахматного мышления. И вот опять его называли гением и чемпионом, а ссылались все на ту же опротивевшую ему игру вслепую. Почему все эти ораторы не говорят ни слова о том, как от него спрятали лукавого Стаунтона, как его отправляют домой при невыполненной главной задаче?
Пол с трудом заставил себя молчать об этом, он поднимался и отвечал на спичи коротко и сухо. Язвительная улыбка Эджа радовала его, он понимал, что говорит правильно.
А слово брали все новые и новые ораторы, словесный елей лился рекой. Предательский удар был нанесен в самом конце, под занавес. Говорил незнакомый Полу высокий джентльмен с козлиной бородкой. Высоким, блеющим голосом он тоже перечислял заслуги и триумфы Пола. Он высоко оценивал вдохновенное творчество американского гостя, он находил его удивительным, феноменальным, но, – оратор искусно выдержал паузу… – лично он полагает, что гениальный мистер Морфи все же не выдержал бы длительного единоборства со столь же гениальным, но более опытным мистером Стаунтоном! И он полагает также, что все настоящие британцы согласятся с этой его точкой зрения…
Пол не поверил своим ушам. Люди хлопали, они аплодировали господину с козлиной бородкой. Люди наклонялись один к другому, стараясь перекричать адский шум. И многие хлопали. Пол видел мерно постукивающие ладони, кивающие лысины и коки…
Пол молча вышел из-за стола и спустился на улицу.
Он не слышал дикого крика в зале, не видел, что председателю пришлось покинуть собрание, не видел, что дело едва не дошло до драки…
Он шел по улице, как заведенная кукла, и чувствовал себя среди врагов, ищущих его гибели.
Он не помнил, как добрался до поезда, как оказался на мокрых улицах Ливерпуля в серенькое, дождливое утро 30 апреля. Память плохо слушалась его. Куда девался де Ривьер, обещавший проводить его до парохода? Почему покинул его Эдж?
Медленно и постепенно восстанавливалось в памяти вчерашнее. Воспоминание о скандале на банкете резануло его, как хлыстом. Эджа больше нет, Эдж у него не служит. А де Ривьер?.. Впрочем де Ривьер нашел богатого партнера в бильярд, они условились играть весь день… Жюль сделает хорошие дела сегодня, он сильнейший бильярдист Парижа, почти профессионал… Бедный Жюль, как он обнимал и целовал Пола вчера на банкете, как клялся, что нет и не было у него лучшего друга… Жюль сильно выпил вчера, это понятно…
Постепенно все стало на места. Пароход уходит через два часа. Он едет домой, ему давно опротивела эта холодная, мокрая, неверная страна. И это родина спорта! Не дать ему встретиться со Стаунтоном только для того, чтобы иметь возможность сказать, что Стаунтон сильнее его! Стаунтон, которому он может дать пешку и ход вперед!
Пол зашел в парикмахерскую. Он брился редко, борода у него почти не росла, лишь несколько отдельных волосков кололись на челюстях и вокруг рта.
Худой рыжий человек с торчащими верхними зубами ловко намылил ему щеки. Пол откинул голову и закрыл глаза.
За что они не любят его? Что он им сделал, почему вся Англия наполнена его врагами, жестокими и неумолимыми? Ведь он никому не делал зла. Он победил их лучших игроков, но победил в честной и равной борьбе. Он никого и ничем не обидел.
Бритва скользила, поскрипывая, по гладкой, прозрачной щеке. Пол почти не чувствовал ее, мастер знал свое дело.
Бритва защекотала под челюстью. Да, но если вокруг него одни враги. Мерзкое видение промелькнуло в мозгу – бескровное, рассеченное горло, полуотрезанная, свисающая через спинку кресла голова…
Пол оттолкнул веснушчатую руку с бритвой и вскочил весь в холодном поту. Сознание медленно возвращалось к нему.
– Тысяча извинений, сэр! – бормотал напуганный парикмахер. – Я сильно вас порезал?
Пол покачал головой.
– Садитесь, сэр, прошу вас!
Как? Опять подвергнуться этому ужасу? Нет! Пол бросил шиллинг на мрамор умывальника и быстро вышел.
– Куда же вы, сэр? Я еще не кончил, сэр! – взывал парикмахер, так и не понявший ничего.
Не оборачиваясь, большими шагами Пол шел к пристани.
Невидимые пароходы сердито кричали в тумане, и Пол шел на этот крик, точно на свет маяка.
Он нашел свой «Олимпик» у причалов и поднялся по сходням. Краснощекий стюард просмотрел его билет и сказал отрывисто:
– Каюта номер шестнадцать, левый борт. Ваш багаж доставлен?
И вдруг Пола залила горячая волна бешенства, какой он не помнил с детства.
– А вы не могли бы быть повежливее? – спросил он свистящим голосом. Ему стало трудно дышать, он мучительно ненавидел равнодушное лицо стюарда.
– Попросите ко мне капитана! – крикнул Пол.
К ним уже спешил один из офицеров. Стюард виновато кланялся, выкатывал обиженные, недоумевающие глаза.
Пол почувствовал, что готов расплакаться.
Он махнул рукой и быстрыми шагами ушел в свою каюту.
Там он закрыл глаза рукой и растянулся на койке. Он пролежал недвижимо полтора часа, пока «Олимпик», заорав торжествующим хриплым ревом, не развернулся у мола и не вышел в открытую гавань. Скрипя и подрагивая, корабль постепенно набирал ход. Пол лежал в полутьме каюты и улыбался – Англия осталась позади, он ехал домой…
XVII
11 мая 1859 года Пол нетерпеливо топтался на верхней палубе «Олимпика». Серая глыба Острова слез осталась позади. Полу казалось, что пароход идет слишком медленно, так медленно, что у него, как в детстве, не хватит терпения дождаться.
Радостное кудахтанье соседей раздражало его. Все они ожидали встречающих, а он? Будет кто-нибудь встречать на пристани его или ему придется ехать в гостиницу одному, самому заказывать себе номер и
