Заря над Скаргиаром

Суеверия здесь процветали вовсю.

— А что, племянничек, сколько ты думаешь у нас погостить? — спросил дядя.

Этот вопрос застал Моори врасплох. С одной стороны, ему не хотелось покидать родной кров, под которым он так долго не был, а с другой — он не мог задержаться здесь даже на день, потому что войска противника были уже совсем близко.

— Не знаю, дядя, — потупился он. — Боюсь, что завтра мне надо уезжать.

По столу пробежал ропот. Многочисленные дядья и тетки, кузены и кузины Моори встревоженно зашептались между собой.

— Как же это? Эрлушка, да что же это? — подала голос кормилица. — Столько тебя не было…

— Помолчи, Лайрна, — сказал дядя, — тут дело важное. Нельзя задерживать государственного посла.

Дальше обед проходил в молчании. Здесь Моори был всеобщим любимцем, и его краткий визит только острее дал всем почувствовать, что теперь он живет вдали от родного дома.

После обеда дядя разогнал дворню, которая ходила за Моори табуном, чтобы дать гостям отдохнуть. Дядя пригласил Аскера и Моори в гостиную, где он любил посидеть после обеда и поразмышлять о всякой всячине. Он попросил Аскера рассказать историю падения крепости Фан-Суор, на что Аскер охотно согласился, правда, опуская множество подробностей, которые могли показаться дяде слишком уж кощунственными. Но господин Лароор был не промах, и к концу повествования на его губах все явственнее обозначалась лукавая улыбочка.

— Ну и история, господин Аскер, — покачал он головой, когда Аскер окончил свой рассказ. — Вы великолепно рассказываете, но еще лучше умеете умолчать о том, что не хотите рассказывать.

— Простите, господин Лароор? — поднял брови Аскер с видом оскорбленного достоинства.

— О, я совсем не имел ввиду ничего такого, — хитро прищурился старик, — и уж тем более не хотел вас задеть. Вы спасли жизнь моему племяннику, за что я вам очень благодарен.

— О, не стоит, — отмахнулся Аскер.

— Я имею ввиду то, как вы его спасли, — сказал дядя. — Знаете, я много видел на своем веку, но чтобы такое…

Аскер кинул на Моори убийственный взгляд. Тот вжался в кресло, но дядя пришел на подмогу своему племяннику.

— Не сердитесь, господин Аскер, — сказал он. — Эрл не сказал мне ничего такого, что могло бы вам повредить, — просто я догадлив от природы. Эрл так вами гордится и в таких выражениях описывает ваши деяния в своих письмах, что я уже по одному этому заключил, что вы — нечто особенное. Я хочу пожелать вам продолжать в том же духе.

Аскеру стало неловко слушать про себя подобные вещи, Моори — тоже, и они поспешили завершить разговор. Надо было подготовиться к ночлегу и разместить дюжину воинов эскорта, чем они и занялись. Моори притащил в комнату, отведенную под спальню Аскера, одно из кресел, стоявших в гостиной, невзирая на вопли кормилицы, которая причитала, что он надорвется. Аскер и сам перенес бы туда кресло, но Моори не доверил ему эту честь, сказав, что его гости не должны перетруждаться. Словом, каждый изощрялся в гостеприимстве, как мог: кормилица — перед Моори, а Моори — перед Аскером.

В девять часов вечера сели ужинать. Стол ломился от яств так же точно, как и за обедом, и Аскер снова развлекал все общество разговорами: это позволяло ему поменьше заглядывать в свою тарелку. Когда вставали из-за стола, родственники Моори смотрели на него, как на героя с картинки, а Моори раздувался от гордости за своего друга.

Ужин закончился в одиннадцать часов. Аскер тотчас отправился в свою комнату. Его мучили угрызения совести: события последних недель в Паореле не давали Моори возможности съездить домой, и по лицам родственников и дворни было видно, с каким сожалением они ждут его отъезда. Кормилица тихонько вздыхала в платочек, не скрывая своих чувств, и даже дядя время от времени грустно поглядывал на своего племянника. Моори был ему, как сын: своих детей у господина Лароора не было.

Аскер решил, что было бы жестоко лишать Моори и его родственников возможности пообщаться как следует. В голове у него уже вызревал план действий.

Едва за окном забрезжили предрассветные сумерки, как Аскер проснулся и, не теряя времени, засобирался в путь-дорогу. Одевшись и пристегнув саблю к поясу, он на цыпочках вышел из своей комнаты, бесшумно прошел по спящему дому и прокрался в загон. Переступив через мальчика-стремянного, спавшего у двери на охапке соломы, Аскер снял с крюка на стене свое седло, висевшее среди прочих седел, а в сундуке под вешалкой обнаружил и свою сбрую.

Сквозь решетку одного из стойл просунулась голова Сельфэра. Он хотел было фыркнуть, приветствуя хозяина, но Аскер приложил палец к губам, и берке поплотнее сжал челюсти, поняв, что здесь пахнет конспирацией.

Выведя Сельфэра из стойла, Аскер прикрыл за собой дверь и оседлал берке уже на улице, чтобы звон сбруи не разбудил стремянного. Подогнав все ремни, Аскер вскочил в седло и тихим шагом отъехал от дома подальше, а когда был уже достаточно далеко, пустил Сельфэра галопом. Берке задрал хвост трубой, лебедино выгнул шею и помчал так быстро, как мог только он.

«Теперь никакие дела государственной важности не смогут помешать Моори гостить у дяди, — удовлетворенно подумал Аскер. — Записка, которую я ему оставил, отобьет у него всякую охоту пытаться догнать меня».

Дорога на Агаджарайн пролегала вдоль реки Альфарийт, забирая к западу, а Аскер хотел попасть в столицу Гедрайна как можно раньше и решил ехать напрямик, ориентируясь по солнцу. Оно как раз вставало над степью, золотое и ослепительное, окрашивая небосвод розовым цветом и подсвечивая снизу легкие серебристые облачка. Седая роса, похожая на изморозь, испарялась и улетала в небеса, и отягченные ее весом травы распрямлялись, свободно вздыхая. Сельфэр несся вперед во весь опор, распустив хвост по ветру и беззаботно оглашая окрестности радостным визгом. Здесь был Гедрайн, и нечего было опасаться залетных сайрольских шаек: они не рисковали забираться слишком далеко вглубь чужих земель без посторонней поддержки.

Но что это? Аскер увидел, как с юго-востока в его сторону движется отряд. Аскер помотал головой, отвернулся и посмотрел снова. Отряд по-прежнему виднелся на юго-востоке, но уже ближе. Они скакали ему наперерез, явно пытаясь задержать его.

«Моори меня убьет, — досадливо подумал Аскер, — если, конечно, я доживу до этого счастливого момента. Конечно, я мог бы от них убежать, но тогда бы мне пришлось поворачивать обратно на Байор. Нет, господа, кто бы вы ни были, на это не рассчитывайте».

И Аскер решительно подхлестнул Сельфэра, продолжая скакать в прежнем направлении и делая вид, что отряда не существует. А между тем отряд стремительно приближался, поскольку они скакали почти навстречу друг другу. Всадники рассыпались широким полукругом, чтобы преградить Аскеру дорогу, и встали у него на пути. По знаку своего предводителя они остановились, выхватили мечи из ножен и сомкнули ряды.

Аскеру волей-неволей пришлось притормозить Сельфэра и перевести его на мелкую рысь. Перед ним стояли двадцать семь верховых воинов, весьма решительно настроенных, и он решил подождать и посмотреть, что будет.

Увидев, что он остановился, предводитель отряда дал шпоры своему берке и поскакал навстречу. Аскер сразу отметил про себя, что это женщина. Она сидела в седле очень уверенно, откинувшись назад, и ее скакун повиновался малейшим ее движениям. На ней были кожаные латы, укрепленные металлическими накладками, и высокие, выше колен, сапоги. Щита при ней не было, зато был внушительный двуручный меч, который она тут же и вытащила из ножен на скаку. Лица всадницы Аскер не мог разглядеть: оно было скрыто под кожаной маской.

Воительница подлетела к Аскеру и, ни слова не говоря, замахнулась мечом. Аскер выхватил саблю и в последнюю секунду отбил удар, сильно подавшись при этом назад. Эсфрины, стоявшие поодаль, презрительно загоготали. Всадница замахнулась снова, рассчитывая оттеснить Аскера. Но в этот раз это ей не удалось: Аскер отвел ее меч, проскочив ей за спину. Всадница развернула берке и подняла его на дыбы, желая получить преимущество, и занесла меч для удара, но, прежде чем она его опустила, Аскер снова был