посмотреть на знаменитый турнир, на котором я ни разу не был.
— Но это же великолепно! — воскликнул Моори. — Я вез деньги именно в Айлароллу, и сам потом собирался на турнир, так что нам по пути.
— Тогда — в путь, господин Моори.
Аскер с трудом поднялся с земли и сделал Сельфэру знак подойти поближе. Умный берке тут же подбежал к нему и встал на колени, чтобы хозяин мог сесть в седло.
— Чудеса! — проговорил Моори. — Такого я не видел даже при дворе короля
— Не повезло вашему королю. Берке — гордые животные, и перед каждым встречным кланяться не станут.
При этих словах Аскера Сельфэр согласно закивал головой.
— Но вы ведь родом не из Корвелы? — продолжал Аскер. — Насколько я помню, Байор — это в Гедрайне?
— Совершенно верно, господин Аскер. Если вы желаете узнать мою историю, то я с удовольствием вам ее расскажу. Надеюсь, что это развлечет вас, и дорога до Айлароллы покажется вам не такой длинной.
Аскер кивнул, и они, подхлестнув своих скакунов, поскакали в сторону Айлароллы.
Моори было двадцать семь лет, принадлежал он к странствующим воинам — эсфринам, но не тем, каких мы видели в «Рыжем берке», а к более солидным эсфринам, которые имеют голову на плечах и не хватаются за любое дело, а путешествуют скорее ради собственного удовольствия и желания увидеть мир. Родился Моори в королевстве Гедрайн, в Байоре. Отец его умер рано, и мальчика взял под свою опеку дядя по матери, богатый купец. Привнеся в ремесло купца долю авантюризма, дядя возил свои товары по всему восточному побережью моря Асфариг — и по суше, и по морю, не боясь разбойников и штормов, затевая рискованные предприятия и с успехом их осуществляя, часто не ради большого барыша, а ради интереса или из чистой любезности знакомым купцам где-нибудь в Вилозии. Подросший племянник часто ездил с дядей по миру, знакомясь с новыми странами и обычаями. Когда Моори было пятнадцать лет, умерла его мать, и юноша хотел оставить дом и отправиться путешествовать в одиночку, но дядя уговорил его остаться до совершеннолетия. Дядя был очень добр к нему и относился к своему племяннику, как к родному сыну, а Моори отвечал ему глубокой признательностью, но никогда не забывал, что дядя — не отец, и негоже сидеть у него на шее.
Когда Моори исполнилось двадцать лет, он покинул родной дом и отправился в Корвелу, поступив на службу к королю Лиэрину. Ему удалось занять место младшего объездчика берке благодаря силе, сообразительности и умелому обращению с оружием и берке, чему в свое время обучил его дядя. Прослужив три года, Моори ушел оттуда, решив, что жизнь при дворе не для него: без интриг невозможно было ступить и шагу, а интриговать Моори не умел, слишком уж прямая у него была натура. Первое время он даже не мог соврать без того, чтобы не покраснеть, а о мелкой подлости, столь обычной при дворах, и говорить нечего — он на нее был просто неспособен.
Покинув Айлароллу, Моори побывал при дворах Гедрайна, Эстореи и Буистана, разъезжал по миру, часто заезжал проведать дядю и выполнял его поручения. Вот и теперь он вез из Отеры в Айлароллу деньги, которые дядя должен был получить с одного купца в Отере и отдать другому в Айларолле, а остаток Моори должен был отвезти в Байор. Попутно он хотел заехать на турнир, потягаться силами с эсфринами из других краев.
Все то время, пока Моори рассказывал о себе, Аскер употребил на то, чтобы изучить его получше. Первое, что бросалось в глаза — это редкая честность Моори. Ни единого слова неправды не было в его рассказе, он весь словно раскрывался навстречу собеседнику, ничего не утаивая. Вторым полезным качеством Моори было знание нравов и обычаев всей восточной части Скаргиара, приобретенное в течение долгих путешествий и службы при одном из королевских дворов. Для Аскера эти знания и навыки были практически бесценны: это как раз то, чего нельзя найти ни в одной книге, какой бы современной она ни была. И, наконец, благодаря счастливой случайности Аскер спас жизнь Моори, за что тот был ему бесконечно благодарен и старался показать эту благодарность как можно полнее.
«В конце концов, — подумал Аскер, — в этом мире, полном неожиданностей, одному очень трудно, и было бы весьма кстати обзавестись спутником, качества которого так удачно дополняют мои собственные».
Между тем Моори закончил свой рассказ и выжидательно посмотрел на Аскера. Тот ехал в глубокой задумчивости, глядя Сельфэру под ноги, словно кроме дороги для него на свете ничего не существовало.
«О чем он думает? — подумал Моори, не решаясь нарушать глубокомысленное настроение своего спутника. — Должно быть, очень умные мысли должны посещать голову аврина, наделенного благородством, равного которому я еще не встречал. Кинуться защищать незнакомого путешественника в одиночку от целой банды — это редкостный поступок! И вполне справедливо, что всемогущие боги наделили столь благородного господина таким количеством добродетелей. Несомненно, он богат. Такого берке, как у него, я видел лишь однажды, в племенном стаде короля Игерсина, а его сабля — настоящее произведение искусства. Впрочем, при его способностях к врачеванию такое богатство вполне естественно: он и мертвого на ноги поставит. Должно быть, он очень скромен: сколько я ни ездил по Скаргиару, а о великом лекаре не слышал ни разу. Но его молодость… Возможно, он еще не успел прославиться? Ничего, за этим дело не станет. А как он красив! Словно нарисованный! Наверное, пользуется успехом у женщин. Для врача это очень важно. Ей-богу, я начинаю ему завидовать».
Моори досадливо встряхнул головой, отгоняя мысли о зависти. По его мнению, Аскер превосходил его буквально во всем, — да что там его, а многих и многих знаменитых вельмож и придворных. Моори всегда с пренебрежением относился к тому, как они пускались на самые разные ухищрения, чтобы придать себе важности, изящества или привлекательности. Ему, встававшему с солнцем и разъезжавшему по пыльным дорогам в дождь и зной, было чуждо усердие, с которым щеголихи и щеголи мазали лица кремами и мазями, чтобы придать шерсти мягкость или высветлить ее. А сколько сил и труда, достойных лучшего применения, тратилось на окраску бровей и ресниц! Придворные не могли появиться в свете, предварительно не потратив часа полтора на приведение себя в соответствие с требованиями капризной моды, которую сами же и придумали.
И тут, всего в двух шагах от него, едет аврин, которому достаточно плеснуть себе утром в лицо воды, вытереть его хорошенько — и он уже готов появиться в самом изысканном обществе.
«Повезло — так повезло, — подумал Моори. — Учись, Эрл, и если будешь умницей, то и у тебя когда-нибудь будет такое лицо. Мой дядя вечно говорит мне: «У тебя, Эрл, все на лице написано». К сожалению, он прав, и мне придется изрядно попотеть, пока у меня будет такое же непроницаемое лицо, как у господина Аскера».
Аскер и в самом деле несколько последних минут ехал с каменным лицом: отчасти со скуки, отчасти для тренировки он очень осторожно подобрался к самому краю сознания Моори, а так как все мысли Моори плавали на поверхности, то Аскер их с легкостью читал, но ему приходилось делать над собой усилие, чтобы не засмеяться.
«Не лицо, а маска! — продолжал думать Моори. — Никто не знает, что за ней скрывается: он улыбнется тебе — а на самом деле готов разорвать тебя в клочья, или, наоборот, сейчас расплачется».
— Неужели я кажусь вам таким плаксой? — вырвалось у Аскера.
— Да нет, я просто так подумал, — растерялся Моори.
И тут его кто-то словно по голове ударил.
— Но я же не произносил этого вслух! — вскричал он.
Аскер понял, что его тайна раскрыта. Но он в то же время понимал, что, раз он решил сделать Моори своим спутником, ему не удастся вечно скрывать от него свои способности.
— Что ж, чем раньше, тем лучше, — сказал он. — Но вы должны будете поклясться, господин Моори, что никому не расскажете о том, что вы сейчас услышите.
— Клянусь, господин Аскер, что ваша тайна, какова бы она ни была, не покинет моих уст, кроме как с вашего на то разрешения, — сказал Моори, страстно желавший узнать, благодаря чему Аскер может то, что
