- Человече, - спокойно отстранил блокнот Пшоня Утюжок, - некогда мне разговоры разводить - мне еще надо присмотреть за динозаврием, пока не стемнело.
- Вам?
- Мне.
- И вот сейчас?
- Ну да!
- Тогда я с вами. Транспорт у вас есть или возьмем машину? - При этих словах Рекордя недовольно заворчал.
- Кони ждут, а внизу у воды у меня дежурная лодка прикрепленная.
Пшонь поправил свою панамку, задвинул блокнот за пояс, опрокинул кружку какого-то питья (взвар или водка, не разберешь) и почти вытолкал деда Утюжка в спину.
- Поехали! - крикнул он Беззаботному, первым удобно усаживаясь на сене.
- Не кричи, потому что кони, считай, не любят, когда на них кричат, зевнул Петро.
- Где ты только достал этих пегасов? - не унимался Пшонь.
- И ты фугасом стал бы, когда овса не дают, а только горох. Как нажрутся гороху, то, считай, так и жди, что разнесет им подвздошье.
- Еще овес тратить на этих скелетов! - пренебрежительно кинул Пшонь. Теперь одна ракета заменяет двадцать пять миллионов коней! А тут такая отсталость! Надо записать!
Он попытался что-то черкнуть в своем блокноте, но воз так трясло и подбрасывало, что Пшонь только выругался.
- Колес путных не можешь поставить на свою телегу! - крикнул он Петру.
- А как ты их поставишь? Колесников в селе давно нет, колес тоже, зато те, которые палки в колеса суют, не перевелись! Ты попробуй вспахать трактором огород, сколько это будет стоить? Двенадцать рублей! А моими конями - полтора рубля. Вот тебе и ракета, считай!
- Вы его не раздражайте, шепнул Утюжок Пшоню, - он у нас малахольный, может и прибить.
Пшонь торопливо передвинулся в задок воза и до самого Днепра молчал, только вращал своими зеньками во все стороны да надувал усы.
Лодчонка была небольшая, ветхая, весло всего лишь одно, Пшонь даже возмутился:
- Что это за безобразие? Не могли дать большую лодку?
- Большую никак нельзя, - объяснил Утюжок.
- Это почему же?
- Динозаврий испугается. А тогда - спаси и помилуй! Да вы не сумлевайтесь. Я в войну целого хвашистского хвельдмаршала тут катал - и ничего...
- Сотрудничал, дед, с оккупантами? - насторожился Пшонь.
- Да как сказать? Было всего. Вода тогда здесь не такая стояла. Плавни, значит, озера в них, а то трава. А в траве - море птицы! Гуси, лебеди, журавли, дрофы, куропатки, перепелки! Дрофу, бывало, убьешь - три горшка из-под кулаги мяса насолишь. А куропаток! Идешь по траве, шарк-шарк ногами, а их там - пропасть! Так и порхают, так и выпархивают! А уж что перепелок! Сидишь, бывало, над миской с борщом, а они прямо тебе в борщ! Да сытые, как лини. Все ведь лето в пшенице нагуливают жир для перелетов в теплые края...
- А где же все это теперь? - строго спросил Пшонь.
- Да где же? Динозаврий все и поел.
- Так, так, так, - защелкал языком Пшонь, доставая свой блокнотище. Сек-кундочку, дед! Теперь не спеши, потому как все надо записать!
- Оно можно и записать, а можно и так оставить.
- Оставлять мы не можем. Откуда взялся этот динозавр?
- А кто ж его знает? Может, разбудили взрывами. Или от бомбежек во время войны или теперь от каменоломни, когда камень рвут. Говорят, оно в Днепре спало сколько-то там миллионов лет, а теперь над ним грюкнуло, оно и полезло на берег. Вылезет ночью, нажрется, как скотина, и снова залезает.
- Кто-нибудь его видел?
- Да и вы увидите, коли охота.
- Я?
- А кто же? Вот взгляните в воду. Видите? Вот уже лодкой наплываем на след. Видно же?
Пшонь уставился туда, куда показывал дед Утюжок, и даже блокнот уронил из рук. Лодка плыла по мелкому, и сквозь тихую прозрачную воду были отчетливо видны два глубоченных следа от какого-то гигантского чудовища. Следы шли параллельно, не было им ни конца ни края, они были одинаковые (не глубже, не мельче), будто отмерены какой-то сверхъестественной силой, и от этой убийственной одинаковости становились еще страшнее. Разумеется, Пшоню и в голову не могло прийти, что осенью сорок третьего года тут через плавни шли на переправу наши танки, дорогу им мостили саперы лозой и тальниковыми ветками, стальные траки перемалывали эти лозы, прогребались до тысячелетних корневищ плавневых трав и оставили тут такие следы, что их не могла теперь сгладить никакая сила. В Карповом Яре уже потом, вспоминая старинные рассказы о страшных полозах, дядьки говорили об этих танковых следах:
- Вот уж словно полозы тут выгуливались!
Дед Утюжок вспомнил эти разговоры и намерился поймать Пшоня на побасенку про полоза, но поскольку ему подбросили более звонкое слово 'динозавр', так он поскорее и взял его на вооружение. Не все были убеждены, что Пшонь так легко поймается на этот крючок, но дед Утюжок не сомневался. 'Тут выходит оно как? - размышлял он. - Человек этот такой злой, что и себя укусит, а кто злой, тот и дурной. Ну, а уж коли глуп, то и поверит во все на свете!' Теперь он украдкой наблюдал за Пшонем и видел, что тот не только поверил, но и испугался. Но виду еще не подавал, лишь нацелился на Утюжка своими усами и капризно спросил:
- А почему два следа?
- Две лапищи, значится, - объяснил дед Утюжок. - Как каменные столбы. Оно их и не подымает, а только волочит.
- И на берег?
- Когда голодное, так и прется! И жрет все, что попадет!
- Почему же не поставят сторожей?
- Штатов не дают. Да и как его устережешь и чем отпугнешь? Берданка не берет. Милиционер Воскобойник пробовал из пистолета - пули отскакивают. Тут разве тот пулемет, который мне партизаны дали, так я его нашим доблестным воинам подарил.
- Так, так, так, - облизал пересохшие губы Пшонь, - это надо записать. Преступное попустительство. Откормили динозавра, прячут его на дне, а он поедает всю окружающую среду. Природные богатства под угрозой, трудовые массы всколыхнулись от возмущения, а руководство...
- Вы бы лучше тут не писали, - осторожно посоветовал дед Утюжок.
- Не писал? То есть? Не понял!
- Никто же не знает этого динозаврия! Оно как увидит ваш блокнот да подумает, что это что-то съестное! Проглотит не только блокнот, но и нас обоих с лодкой!
- Ты, дед, не бузи! - отскочил перепуганно Пшонь. - Завез меня специально! Где этот динозавр?
- Да где же? Вот тут уже недалеко, в Чертороях на дне залег и отдыхает. Я ему туда подкормку вожу.
- Подкормку? Какую подкормку?
- А какую же? Когда овечку, когда бычка, когда пару индеек, а то и козу. Он все принимает, лишь бы черной масти.
- Черной? Почему черной?
- Такой нрав у тварюги. А это мне сказали, что на свиноферме свинья черная завелась, так привезу и ее.
- Не черная, а рябая, в белые и черные латки.
- Была рябая, а эта Дашунька для нее такой рацион составила, что белые латки почернели, теперь свинья вроде бы и вся черная.
