переодеваться в сухое не хотел. А что? Купался, потому что жарко. Кому жарко днем, а ему ночью. Он индивидуальность. - Так что же, провожает Люда или где она?
- Ага, провожает! - ухватился за слово Юрий. - Именно провожает. Удивительно точное слово. Термин.
- А ты?
- Я? Ну... Я вот здесь... Послушать любимую пластинку... Вашу и... нашу...
- Кто у вас был?
- Отец. Товарищ Кучмиенко.
- Это я знаю. Благодарю. А еще кто?
- Еще? Да так... Одна очень красивая девушка. Манекенщица и журналистка. Говорит, что перед нею когда-то заискивали все знаменитые женщины. Ну, вы же не женщина, вы не могли заискивать, вам все моды до лампочки. Анастасия... Она была в Приднепровске, когда вы... Может, видели, знаете...
- Не одна, очевидно?
- Ну, а с нею... Разве я не сказал? Совинский. Иван Совинский, помните, был у нас... Наладчик. Меня учил тоже.
- Как он тут очутился? Совинский в Приднепровске. Ты что-то напутал. Как мог Совинский быть тут, у тебя, и с Анастасией?
- Так вы знаете Анастасию? Так называемую Анастасию?
- Почему так называемую?
- Потому что не разберешь, манекенщица она или журналистка, невеста Совинского или не невеста. А Совинский приехал на республиканское совещание. Угрожает камня на камне не оставить. Раздраконить нашу продукцию. За то, что половина машин без Знака качества. Я с ним тут... Ну, одним словом, плюнул и грохнул дверью.
- На принципиальной основе?
- А что? Так называемые принципы!
- Все же я не понял: почему ты купался в одежде? Что это?
- Это? Так называемая репетиция. Мы тут немного репетировали.
- Репетировали?
- Способы признания в любви. Любовь без нахальства и без синяков на руках. Интеллигентная плюс бытовая электроника.
- Ты же прекрасно знаешь, что я не люблю, когда даже простейшую истину оскорбляют анекдотами, косноязычием или банальностью.
Но Юрий уже не мог остановиться:
- Пришел товарищ Кучмиенко и объяснил нам популярно значение равноправия в нашем обществе, включая и равноправие на больницу и смерть. Мол, когда заболеет лодырь, пьяница, бездельник и чрезвычайно ценный для общества человек, то перед бесплатным лечением все равны.
- Не болтай! - строго предупредил его Карналь. - Что у вас тут произошло?
- Ну, вышла небольшая так называемая игра... То есть не игра, а борьба. Совинский пришел меня заедать. И не столько меня, сколько всю нашу фирму. Ну, я объясняю - мол, не наше это дело, простых трудяг, нам лишь бы план, да темпы, да прогрессивка. А он снова за свое... Ну, мне это надоело, я ведь не совет по электронике, и не Госплан, и не академик Карналь, то есть не вы, Петр Андреевич. Поэтому я разволновался и... ушел...
- Так сразу и ушел?
- Да не... не сразу... Немного мы тут...
- И никто тебя не удерживал?
- Никто... Я удрал... Не успели...
- У меня есть подозрение, что ты либо выдумываешь, либо что-то здесь натворил.
- Каждый тесть должен лучше других знать своего зятя. Немножко было.
- А потом еще и надумал кое-что?
- Было.
- Что же именно? Может, поделишься?
- Очень просто. Позвонил им из автомата.
- Ага, позвонил, что на Русановке множество телефонов-автоматов?
- И ни одного общественного туалета.
- Ты наблюдательный. У тебя, очевидно, коммунальный талант? Что же ты им еще сообщил?
- Чтобы они вышли в направлении залива, если хотят меня найти. Потому что они хотели меня найти. Особенно товарищ Кучмиенко, который является моим отцом.
- Где же ты назначил встречу?
- У моста.
- И забыл сказать, у какого?
- Забыл. А они не спросили. Люка, та бы спросила, но трубку схватил товарищ Кучмиенко, а вы же знаете, что уж если он за что-то схватился, то добровольно не отдаст.
- Так, - Карналь обошел вокруг Юрия, - значит, в направлении залива и у моста... А сам домой?
- Искупался.
- Прости, я совсем забыл. Ты еще искупался, а уже потом домой.
- Пришел на жилплощадь, на которой прописан...
- Но ты не учел одного варианта. К сожалению, не учел.
- Какого же?
- Ты забыл обо мне.
- Я никогда не забываю о вас, Петр Андреевич. Вы такой мудрый и уникальный человек, но...
- Но сегодня я должен был бы спать, а меня черти принесли на Русановку. Странствующий тесть. Так ты меня называешь?
- Только из уважения и любви.
- Ты забыл добавить 'так называемой'.
- Без так называемой.
Карналь заново поставил пластинку 'Лав стори', посмотрел с балкона, не возвращаются ли те, то искал Юрия, а тот сновал по комнате, оставляя после себя потеки воды.
- Тебе не удалось скрыться, - почти с сожалением сказал Карналь.
- Разве я от вас когда-нибудь скрывался, Петр Андреевич?
- Не обо мне речь. Ты забыл про Люду и про гостей. Ты подумал, где они могут быть?
- Ну, там... У моста.
- У которого?
- Ну, я не знаю... У Патона.
- Они тебя ищут.
- Кто ищет - тот всегда найдет, - так поется в старой моряцкой песне.
Карналь подошел к Юрию, взял за мокрую сорочку, заглянул в глаза, тряхнул его так, что с него посыпались брызги, как с мокрого щенка.
- Прекрасно, мой дорогой зятек. Мне всегда нравилось, что ты помнишь хорошие старые песни. Но эти песни пелись не просто так. Они понуждали к действию. Требовали действий.
- Действии? Каких? А я тут к чему?
- Очень к чему. Иди и ищи!
- Я? Искать?
- Да, ты. И сейчас же! Иди и ищи всех! И не возвращайся без них! Понял? А я тут подожду. Уберу, поставлю на место перегородку, приведу все в порядок.
- Но я могу долго искать, - с угрозой в голосе произнес Юрий.
- Не страшно. На это порой тратится вся жизнь, мой мальчик!
Карналь почти вытолкал Юрия на площадку, послушал, как тот неохотно спускается по ступенькам, вернулся в комнату и вышел на балкон. Киев лежал за Днепром на сонных круглых холмах, а над ним неслышно плыли золотые шапки соборов, задумчивые и таинственные, как целые века.
