- Какое это имеет значение?
- И не знаешь, что такое вожжи?
- Не понимаю, к чему все это?
- А то, что когда вожжа попадает кобыле под хвост... Старик, ты как эта колхозная кобыла! Ну сказано же тебе: принеси! На кой тебе все эти интеллигенты? У них там вечная грызня, подсиживание, подкапывание, подъедание... Ты мне скажи: какая польза от интеллигентов, какая конкретная польза?
- Ты хочешь, чтобы я сказал? - садясь напротив Нечиталюка, спросил Твердохлеб.
- Ну, хочу. Горю желанием! Умираю от любопытства!
- Хорошо. А ты знаешь, что такое интеллигент?
- Ну кто же этого не знает!
- Ага. А ты знаешь, как сказал об интеллигенции Ленин? Интеллигенция потому и называется интеллигенцией, что наиболее сознательно, наиболее решительно и наиболее точно отражает и выражает развитие классовых интересов во всем обществе. И сами Ленин, Маркс, Энгельс были большими интеллигентами, прежде всего интеллигентами. И мечтали, что весь народ будет интеллигентный. А вы с Савочкой? Готовы натравливать на интеллигенцию кого угодно. Кто вас научил? Откуда это людоедство? Ленин говорил: если бы натравливали народ на интеллигенцию, нас бы за это нужно было повесить. Ты когда-нибудь прочитал хоть строчку из Ленина?
Нечиталюк поднял руку.
- Старик, ты меня убил авторитетами! Но кто я? Маленький человек, который служит закону. Я попытался возбудить дело против профессора Кострицы, потом хотел, чтобы это сделал ты, но... Теперь прошу: принеси все, что там собрано.
- Приносить нечего.
- Все равно принеси. Ты же знаешь порядок.
Твердохлеб, сжав зубы, ушел в свою комнату, открыл сейф, достал папочку с заявлением Масляка, возвратился в кабинет Нечиталюка, положил ему на стол:
- Вот!
- Все?
- Все!
Нечиталюк торжественно-драматическим жестом развел руки, затем взял заявление Масляка и вложил в свою папку.
- Ты доволен, старик?
- Как будто ты вложил туда и мою душу.
- Ну, старик, при чем тут душа? Мы люди слишком конкретных действий, чтобы вспоминать о так называемой неуловимой субстанции. Самый большой твой недостаток знаешь какой?
- Интересно? Какой же?
- Ты всю свою жизнь был равнодушен к женщинам. А женщины - это величайшая реальность нашей жизни. Тут никаких абстракций и чепухистики! Тут сама жизнь, старик. А у тебя в этой области недоделки. Может, тут вина Савочки? Вполне может быть. Женщина, не являющаяся женщиной, задавила тебя своим авторитетом и так далее. Начальство - большое дело. Целая философия. Я не поддался Савочке хоть в этом - и счастлив. И щедр в своем счастье! Хочу помочь тебе. С этим неначатым делом покончили - теперь давай твое домашнее. Я Мальвину знаю, давай за нее возьмусь...
- Не нужно, - сказал Твердохлеб. - С меня достаточно. По самую завязку...
- Может быть, тебе сварганить маленький отпуск?
- Лучше дело. Настоящее и нужное.
- Старик, о чем речь? Экономика заедает нас со страшной силой и умножает преступления в количествах фантасмагорических! Гарантирую тебе дельце бриллиантово-драгоценное! Согласен?!
Уже когда Твердохлеб был у двери, Нечиталюк выбежал из-за стола, словно бы погнался за ним.
- Слушай, Федя. Мы ж с тобой давно... Ну, я тут, может, и втрое больше просидел, ты еще молодой, но... Ты там что-то о недоучках... Кого ты имел в виду?
- Запомнил все-таки?
- Специально - нет, а в голову влезло и торчит...
- Я имел в виду всех недоучек. Нас с тобой тоже.
- И меня?
- И тебя.
- Ну, старик. Знаешь, что тебя спасает?
- Например?
- То, что ты зять Ольжича-Предславского.
- Я им не родился.
- Но в свой отдел Савочка взял тебя именно потому, что ты зять. Вспомни, откуда мы тебя вытянули.
- Никто не может сказать, где человеку лучше.
Твердохлеб бесцеремонно хлопнул дверью перед носом у Нечиталюка и пошел по коридору. Куда податься? Все заняты, все утонули в делах, он тоже должен был утонуть, но вынырнул, и теперь ему нужно отоспаться, сбросить с себя наваждение, вернуться в нормальное состояние. Дважды в одну и ту же воду не ступишь. Ой нет! Проходил мимо кабинета следователя Гладкоскока. Сверстник Нечиталюка. Неужели этому поколению делали какие-то специальные прививки? Разве не выходили на экраны в первые послевоенные годы почти одни только кинокомедии, к тому же порой глупые, ничтожные, едва ли не кощунственные? Повсюду развалины, голод, нехватка, еще не высохли слезы матерей и детей по убитым, погибшим, еще пеплом войны густо присыпана земля, а тут кто-то эдаким странным образом хочет поднять настроение великому народу. А может, так и нужно? И может быть, нечиталюки и гладкоскоки, эти дети войны, именно в те годы нахватались этой показной бодрости, да так и не сбросили ее с себя? Гладкоскок был у них в отделе катализатором хорошего настроения. Что бы ему ни говорили, всегда отвечал смехом - раскатистым, звонким, беспричинным. И к своим хиханькам-хаханькам каждый раз цеплял совершенно неожиданные и потому особенно глупые слова. Выходило у него приблизительно такое: 'ха-ха-бар', 'хо-хо- дуля', 'хе-хе-рувимчик', 'хи-хи-романт', 'хи-хи-труха', 'ху-ху-дячок'. Возможно, калечить слова все же не так страшно, как калечить жизнь?
Но сегодня не хотелось и к Гладкоскоку. О чем с ним говорить? Что ты зять Ольжича-Предславского? Гладкоскок радостно заржет: 'Пре-пре-словутый зять!' Так оно всегда: зятья пресловутые, а тести преславные. Правда, практическое значение профессора Ольжича-Предславского равняется нулю.
Обедал Твердохлеб снова в буфете. Рыбный день - ни рыбы, ни мяса. Но ему не привыкать. Нечиталюк сообщил, что его включат в группу по раскрытию системы приписок на домостроительных комбинатах. Группа так группа. Ох, как плохо, что нет Семибратова, что тот и по сей день гоняется за скрывшимися убийцами! Домой шел пешком, чтобы как можно дальше отодвинуть тот миг, когда переступит порог профессорской квартиры, но хоть как медленно ни продвигался к нежелательной цели, однако все равно был обречен стать жертвой закона беспрерывности, - шаг за шагом, ступень за ступенью, незаметно и медленно, но вперед и вперед, дальше и дальше, всю жизнь в таком вот движении к неотвратимости и неизбежности. А к радости и к достоинству? Да, да. Впрочем, сегодня об этом не думалось. Твердохлеб пребывал во власти предчувствий самых мрачных. Собственно, скорее, послечувствий, ибо все ведь уже свершилось: раскололась его непрочная жизнь с Мальвиной, и кто ее сможет склеить, какой институт электросварки наложит шов вечной крепости? Явился домой не под барабаны и фанфары, а как на виселицу, на Голгофу. Городской зять - не деревенский. Тот человек независимый, может позволить себе соответствующую меру вольнодумства и даже наглости, потому что стоит на земле и столкнуть его ниже никто не сможет. Топ-топ ножками, коль-коль рожками!.. В городе зять, живущий у тестя и тещи, - существо бесправное, беспризорное, над которым тяготеет проблема места под солнцем, попросту говоря - квартиры, квадратных метров, прописки, установленных норм. В деревне проблема хаты не существует. Там как-то так ведется испокон веков, что люди имеют жилье. В городе - не так. Сколько неустроенных! Сироты человечества. Твердохлеб принадлежал к сиротам в прямом и переносном значении. Хотя слова 'примак' не знал. Услышал в отделе, что Нечиталюк называет его этим словом. У Нечиталюка деревенское происхождение, а в деревне это слово весьма распространенное. Собственно, само слово, а не институт
