постанывала, что этот спуск звучит для нее, как 'Весна священная' Стравинского: целование земли, акцентированное тихим аккордом струнных и флажолетов, тихие сигналы валторны и трубы оповещают о жертве, которую надо предать земле) - вниз и вниз, и слева от тебя поднимается к самому небу зеленый склон Владимирской горки с бронзовым князем наверху, а справа еще более круто бьет в небо тысячами тонн нержавеющей стали арка Воссоединения, внизу перемалеванный в веселые цвета времен Григория Сковороды Подол и площадь, которая сохранила свое царско-фельдъегерское название - Почтовая, но только не сумела сберечь той церквушки, в которой ночевал Кобзарь, возвращаясь на Украину в гробу, увитом красной китайкой ('А много ты сберег?' - спросил себя Твердохлеб голосом Леся Панасовича), а от Почтовой, от речного порта с белыми многопалубными пароходами - по Набережному шоссе, вдоль Днепра, за течением могучих вод, пролетая захламленные строй-индустрией пригороды, вырываясь из объятий Киева на широкую волю, на просторы, в золотые лесные шепоты, на лоно...
Твердохлеб сам себе не верил, что смог отважиться на такой поступок. Чтобы удостовериться в том, что все происходит на самом деле, он произнес вслух:
- На лоно природы.
Таксист не расслышал или не сразу сообразил:
- Что?
- На лоно природы, - повторил Твердохлеб.
- Какое лоно! Какие одуванчики! - присвистнул водитель. - Знаками утыкали все дороги на полсотни километров от Киева. В лес не въедешь, к Днепру не подъедешь - везде торчит 'кирпич'. В школе когда-то феодализм проходили - так у нас то же самое. Там заводские пансионаты, там спортивные базы, там банк, там футболисты, там мотоциклисты. А на море что делается? Никуда не просунешься. Скоро всю землю разгородим.
Твердохлеб промолчал. Он за это не отвечает. Вообще он ни за что не отвечает. Отбросил все обязанности. Освобождение на 26 дней. Для 'Южного комфорта'. Для...
Машина мчала Твердохлеба дальше и дальше, он погружался в глубины лесов, проникал под их вечные своды, и таинственная музыка Киева тысячеголосо отзывалась в его крови.
Расплачиваясь, заговорщицки подмигнул шоферу:
- Значит, феодализм?..
- По-моему, феодализм! - сказал тот. - В школе же проходили...
Белая колоннада, два портика замыкают ее широкий веер с обеих сторон, за колоннадой далеко в глубине, за клумбами и широкими разъездами асфальта, такой же веер белого трехэтажного длинного, изогнутого, как колбаса, корпуса с лоджиями и тоже с двумя уже вовсе комичными портиками на торцах сумасшедшая циркумфлекция бездарного архитектора.
Циркумфлекция. Слово влезло в голову, напоминая какие-то дворцовые ансамбли, что ли. Твердохлеб, вообще-то говоря, мог считаться эрудитом во множестве отраслей. Трикотаж и фарфор, стекло и парковое искусство, выращивание хлеба и кормление свиней, производство мясорубок и соление грибов, усушка апельсинов (и вообще цитрусовых) и обработка благородных металлов, радиотехника и хирургические операции - с чем только не сталкивала его жизнь, и везде нужно было знать, знать и знать.
Он устал от знаний.
А тут еще эта циркумфлекция. Он любил лишь прямые линии, не выносил ни зигзагов, ни искривлений, а 'Южный комфорт' встречал его арками, веерами, изгибами, циркумфлекцией. Да разве все это не было изображено на его путевке?
Он достал путевку, глянул, покрутил в руках. Изображение размазанное, нечеткое и мелкое, а тут угнетали масштабы.
- Куда мне с этой путевкой? - спросил он женщину в некогда белом, а теперь невыразительного цвета халате и в таком же всклокоченном парике на голове. Женщина выходила из парадных дверей навстречу Твердохлебу, словно ждала его.
- Новенький? К директору! - махнула она рукой себе за спину. - У нас все к директору.
Директора можно было бы причислить к разряду стандартных киевских директоров конца XX века. Он был спортивен, благообразен и любезен. Среднего роста, без Твердохлебовой неуклюжести, загорелое лицо и шея, тщательно подстриженные серебристо-седые волосы, новехонький, модно сшитый серый костюм, голубая сорочка. Что-то киноактерское плюс наигранно умные глаза.
'Сказать ему про киноактерство?' - подумал Твердохлеб. Решил воздержаться от высказываний. Профессиональная привычка. Пусть выговорится другой.
- Шуляк, - поднимаясь из-за стола, представился директор.
- Твердохлеб.
Знакомство состоялось, но неполное. У Шуляка на дверях висела табличка 'Директор', у Твердохлеба на лбу ничего.
- Мы отказались от повсеместно заведенного регистрирования отдыхающих, - приглашая Твердохлеба сесть и сам с удовольствием и удобно усаживаясь, начал директор без предисловий. - Регистрация настораживает человека, унижает его, а мы не можем допустить унижений по отношению к членам ДОЛ. Наш девиз - без унижений!
- А что это такое? - позволил себе наивность Твердохлеб.
- Вы об унижении?
- Да нет, о ДОЛ.
Директор посмотрел на Твердохлеба с подозрением.
- Вы спрашиваете о ДОЛ? Но это же сокращенное название нашего Общества! Аббревиатура.
- Сокращения помогают жить, - улыбнулся Твердохлеб и этим снял камень с директорской души.
- Абсолютно! - откинулся тот на спинку стула, выказывая упоение от столь удачной фразы своего собеседника. - Абсолютная аббревиатура и абсолютно сказано. Уверяю вас: пансионат наш абсолютный! Вы уже, наверное, оценили его месторасположение?
- Отметил.
- Теперь я скажу вам абсолютно интимно: только у нас каждый отдыхающий получает отдельную комнату со всеми удобствами, то есть 'люкс'! Где еще такое найдете? Коллективизм полезен в трудовых усилиях. Для отдыха же прежде всего - индивидуальный покой. И мы его даем. Никакой Адам не будет храпеть у вас над ухом целый месяц.
- Кажется, именно за храп Адама выгнали из рая? - заметил Твердохлеб. Значит, я попал в рай?
- Можете считать. Я вам скажу еще более интимно: вы мне нравитесь. Абсолютно высказываетесь. Это так редко среди членов ДОЛ.
- Сокращение так и остается для меня нерасшифрованным, - признался Твердохлеб, подавая директору свою путевку с изображением портиков и циркумфлекции 'Южного комфорта'.
- Как? Вы же сами... - Директор сразу окаменел и забронзовел, отдернул руки от путевки так, словно она была фальшивой. - Вы не знаете, что такое Добровольное общество любителей?
- Представьте себе...
- Может быть, вы хотите сказать, что и не являетесь членом ДОЛ?
- Если это вас так интересует, могу сказать: действительно не член ДОЛ и не имею к нему никакого отношения. Впервые слышу.
- Тогда как же?
- Попал к вам? Путевка.
- Но как и откуда? Путевки посторонним людям у нас не... Мы никого...
У Твердохлеба перед глазами возник таксист. Ох, посмеялся бы парень, услышав этого директора.
Директор рассматривал его, щурился, изучал, соображал.
- Так, так, так. Начинаю догадываться. За вас хлопотали.
- Вряд ли.
- Был звонок в наш президиум?
- Сомневаюсь.
- По обмену?
- Не было чего менять.
