проклятого 'не', отдав его негорюйчикам, но с ужасом убедился, что оно преследует его неотступно, и уже он и не Твердохлеб, как всегда, а не-Твердохлеб и Наталка для него не-Наталка, и сама жизнь не-жизнь.
Только прокуратура оставалась прокуратурой.
Нечиталюк пришел свеженький, отоспавшийся, готовый к самому быстрому потиранию рук, повертелся на стуле, поиграл щеками, подпирая языком то одну, то другую, скривился:
- Обстановочка у тебя, а! Убого живешь!
- Мне уже об этом говорили.
- Кто? Подследственные? Не беда - переживут! Слушай, старик, знаешь, зачем я забрел?
- Скажешь - услышу.
- Привет от Савочки. Растешь?
- Расту.
- Ужасно интересуется телевизорами!
- Какими - цветными или черно-белыми?
- Старик, ты же знаешь: темя, что ты копаешь.
- Откуда?
- Не уловил.
- Интересуется откуда - из реанимации или из биотрона?
- Уже в родных пенатах. Проходит стадию реабилитации. Но на работу рвется со страшной силой! Телевизоры - ставка всей жизни! Раскопаешь Савочка на пенсии!
- Сколько раз уже слышали!
- Теперь как раз оно! Орден, статьи в центральной прессе - и на заслуженный!
- Боюсь, долго ждать.
- А ты не тяни.
- Само тянется.
- Там же народный контроль все расчистил. Нулевой цикл.
- То-то и оно: нулевой. А доказательства? Доказательств нет - одни предположения и сумма убытков.
Нечиталюк скис. По диагонали проскользнул к двери, словно его тут и не было, дернул ручкой:
- Старик, крепись!
Что мы знаем о жизни? Чуть ли не ежедневно в 'Вечернем Киеве' траурные рамки, некрологи. Смерть снижала свои границы, косила уже сорокалетних: 'Внезапно умер...', 'После недолгой тяжелой...', 'После продолжительной тяжелой...'
Твердохлебу хотелось умереть. Побывал в мире неиспорченном, чистом, безгрешном, молодом, полном надежд и счастья, но не удержался там. Оказался недостойным.
И как бы в подтверждение его грустных мыслей появилась Косокоса.
- Что это у нас творится, - кокетливо откинув прядь пышных волос, нависавших ей на глаза, стала плакаться Косокоса, - что это у нас делается? Такое дело, такая группа, а женщин не берут, и кто же не берет? Твердохлеб?
- Телевизоры мужского рода, - буркнул Твердохлеб.
- Не поняла!
- Когда будут радиолы или магнитолы, тогда поручат тебе. По женской линии.
Косокоса оглядела Твердохлеба с ног до головы с плохо скрытым презрением.
- С каких это пор ты стал мужским родом?
- А ты знаешь, почему обезьяны не разговаривают? - прищурился Твердохлеб.
- Ах, какой ученый! И почему же?
- Боятся, что их заставят работать.
- Это что - намек?
- Ну, ты не боишься ничего! И болтаешь с утра до вечера, еще и другим мешаешь.
- Грубиян.
- Извините за компанию!..
Каждый защищается, как может. А теперь следует проявить рвение и взяться за работу, которая спасает нас от тяжелых мыслей, от сумасшествия и, кстати сказать, не дает умереть с голоду. Следователь - крот истины. Тщательное изучение того или иного случая, предмета, объекта, жизни отдельного человека, изучение системное, по кругу (от самых отдаленных связей до привычек, достоинств, недостатков), - тут, конечно, неизбежно нарушаются естественные права человека, но ведь не следует забывать, что он сам перед этим нарушил священные права всего общества. Сказано, что следователь - исследователь, а открытия его часто трагические.
А как с телевизорами? Общая картина уже вырисовывалась. Несовершенство системы 'производство - торговля - бытовое обслуживание' неминуемо должно было привести к огромным убыткам и почти сплошной путанице и бесконтрольности. 'Лишние' телевизоры появлялись во всех этих звеньях, чаще всего там, где они производились. А если есть лишнее, его хочется кому-то отдать. Тянули все, кто мог тянуть. Выносили с завода детали, монтировали себе системы дома. Как поют по телевизору в детской передаче: 'Папа мне принес с работы настоящую пилу'. Всему на свете приходит конец. Бездонной была только бочка Данаид. А тут никакой мифологии. Убытков государству - на миллионы. А за миллионы уже и судить вроде бы не приличествует. Тут нечто высшее. Что же?
Твердохлеб ужаснулся самой мысли о том, что должен ехать на 'Импульс', а ехать нужно было. Не будешь же искать Савочку, чтобы посыпать себе голову пеплом и заскулить: 'Прошу освободить меня от ведения этого дела, учитывая...' Учитывая что?
У Савочки тонкий нюх. Немедленно станет копать и непременно докопается. До Наталки. Страшно подумать!
Выбора не было: Твердохлеб должен ехать на 'Импульс' и вести расследование. И он поехал и пропадал там до конца месяца, на работу к себе только изредка наведываясь, так что Нечиталюк при встречах помахивал ручкой:
- Старик, тебе полезно почитать книжечку 'Право на лень'!
- Стараюсь. Не для себя - для Савочки.
- У Савочки люмбаго. Согнуло, как обезьяну. Картинка! Хитрым людям надо ходить согнутыми в три погибели - тогда они кажутся еще более хитрыми. А ты, старик, похудел и стал стройным. Или, может быть, действует женский элемент? Там же девушек несколько тысяч, а?
Твердохлеб больше всего остерегался встречи с Наталкой. Что он ей скажет? К счастью, не встретил ее ни разу, поскольку 'Фараду-2А' обходил, да и вообще не очень разгуливал по объединению, преимущественно шелестел бумагами, медленно, но настойчиво и твердо пробиваясь сквозь халатность, умышленную неразбериху, лабиринты хитростей, улавливая неясные намеки, воспроизводя, казалось бы, окончательно утерянное, находя то, чего уже не надеялись найти.
Тихий шелест пожелтевших листьев принес им наконец Савочку, но без никаких следов обезьяньего комплекса, наоборот - с дикой жаждой деятельности, клокочущей энергией и высоким чувством служебного долга, о чем и заладили на оперативке, продолжавшейся добрую половину рабочего дня.
А когда Твердохлеб пришел в свой кабинет, зазвонил телефон. Он спокойно протянул руку к трубке, заученно начав:
- Твердохлеб слу...
И проглотил конец слова, услышав ее смех.
- Куда вы пропали? - смеялась Наталка.
- Я? Нет, я не... Разве я пропал? - Он не знал, что говорить и как говорить, как вести себя. - Я все время... Там, у вас... На 'Импульсе'.
- Почему же я вас не видела? А вы знаете: я по вас даже соскучилась бы, не будь вы таким серьезным.
- Я? Серьезным? Ну, вы, пожалуй, ошибаетесь, Наталья... Это не совсем...
- Так что же вы - несерьезный? - Она снова смеялась, не слушая его лепета, потом неожиданно спросила: - А вы ничего мне не скажете?