Верховный иерарх лицемерно вздохнул.
– Конечно, грех радоваться мукам других. И те из братьев, кто думает об этом, понесут наказание… на том свете. Наивысшее счастье на этом – служить своему богу, именно это мы и делаем! И радуемся тому, что наш бог доволен! Верно, братья?
Согласный гул был ему ответом.
– Скоты! Вы сотворили зло – и счастливы, что оно живет, питаясь болью других.
Землянин рвался в цепях, покрывая их тонкой пленкой крови.
– Наш бог пока не может есть самостоятельно. Но он растет и учится – у него еще все впереди. А пока – у него всегда будут верные слуги, готовые поделиться с ним людской болью. Прими это – и будь одним из нас! – Верховный иерарх величественно протянул руки в сторону Хранителя.
– Никогда! – Элан плюнул в сторону ненавистной рожи кровью из прокушенной губы. – Уж лучше быть жертвой, чем палачом!
– Ты привыкнешь к виду страданий и научишься получать от них удовольствие. Усильте пытку – Кавншуг может проголодаться.
Новый крик, крик юности, полной жизни и страсти, но вынужденной медленно умирать, разнесся над двором – и Хранитель забился с новой силой, чувствуя, как гнев туманит глаза, подергивая окружающее фиолетовой дымкой. Гнев! Всесильный, всесокрушающий, он входил в его тело, наполняя его какой-то новой, незнакомой силой, заставляя кипеть каждую каплю крови. Рвать! Уничтожать тех, кто осмелился встать на пути великого, кто противится воле пришедшего… Элан, окутанный фиолетовой дымкой, рвался в оковах – и звенья цепей толщиной в руку гнулись, не выдерживая напора, а кровь, выступая из-под лопнувшей кожи, пузырилась на металле, прожигая его насквозь.
Разом побледневшие монахи растерянно смотрели на чугунную плиту, которая шаталась под напором тщедушного парнишки, а Кради`о`Лост и другие верховные иерархи торопливо шептали слова заклинаний, направив в сторону Хранителя свои посохи. Но все было напрасно. Оковы лопались одна за другой под напором покрытого туманом мальчишки, и как во сне монахи наблюдали, как разрывается одна цепь, другая… Казалось, фигура человека растет, впитывая телом фиолетовую дымку… И тут Кради`о`Лост не выдержал и, тонко взвизгнув, подскочил к ничего не видящему от гнева Элану и с размаху опустил ему на голову свой массивный посох. Голова запрокинулась, и фиолетовая дымка исчезла – однако монахи еще долго перешептывались, глядя на погнутые и разорванные звенья толстых цепей…
…Голова раскалывалась, заставляя вспоминать все самые страшные попойки в своей недолгой жизни. Их, правда, было немного – да и на что пить, если с деньгами всегда проблемы? Разве что соседи по лестничной клетке не забывали приглашать тщедушного паренька на праздники – скорее всего, из жалости… Правда, эта головная боль давала фору всем остальным.
– Что со мной?
– Лежи, не дергайся. Просто небольшая шишка, ничего страшного. – Чьи-то осторожные руки положили на лоб тряпку, смоченную чем-то прохладным. – Как ты?
– Где я? – Землянин открыл глаза, но увидел лишь низкий потолок камеры. – Блин, а мне показалось, что это только сон. Как хотелось бы оказаться дома…
– Дома? – Встревоженные лица магов склонились ниже. – Разве у Триединого есть дом?
– Во всяком случае, у меня – есть. – Элан окончательно открыл глаза и вспомнил все, что случилось вчера. – Черт! Эль`заг! Что с ним?
Пожилой маг вздохнул и отвел глаза.
– Его забрали сразу после тебя. Он едва успел сбросить излишки энергии, чтобы не выдать нашего секрета. Обычно, если сюда не возвращаются в течение трех часов, то не возвращаются никогда. Ты знаешь, что с ним сделали?
Хранитель почувствовал, как слезы стекают по его щекам, пощипывая кожу. Они всегда были непослушными, выдавая чувства хозяина в самый неподходящий момент.
– Он… Он не выдал нашего секрета. И мы его больше не увидим. Никогда.
Все вокруг вздохнули и опустили головы.
– Но… Это не враги! – Грея уже час лежала на небольшом уступе, наблюдая за жизнью маленькой деревушки раконцев, скрытой высоко в горах.
– Сколько таких деревушек мы прошли? Пять? Десять? И там так же играли детишки, и заботливые матери криком не разрешали им отходить далеко от дома, и седовласые старцы так же мирно сидели на завалинке, разговаривая о самых обычных вещах – погоде, урожае, ценах на устрицы, скорых свадьбах и прочих важных для них новостях. Где тут кровавые повстанцы, своим видом пугающие целый народ?
– Подожди, Великая. – Ракх-инти опасливо прикоснулся к руке драконессы, призывая к терпению. – Обычно их выводят на закате.
– Я подожду, но если это какие-то политические игры, о жрец народа Вар-Раконо, коготь клана Бьющих прямо, то я прямо тебе скажу: я их не перевариваю – зато легко могу переварить тех, кто пытается управлять мной, как марионеткой, хитростью заставляя меня….
– Великая… Смотри.
Их вытащили откуда-то из ямы или глубокого подвала. Изможденные узники шли, пошатываясь, опираясь друг на друга. Несколько раконцев – таких же, как и жители деревни, только грязных и уставших – с трудом плелись через деревенскую улочку, еле переставляя ноги. Они были в глазах наблюдателей чужеродным пятном, неестественной краской в картине мирной деревушки, но местные жители не замечали ничего необычного. Подумаешь, несколько рабов. Ребенок, пробегая мимо, хлестнул прутом по одному из пленников. Тот испуганно вздрогнул, но не посмел сказать что-либо, покосившись на невозмутимого конвоира с копьем. Один из мирно сидевших на завалинке стариков рассмеялся, что-то одобрительно крикнул вслед убежавшему парнишке. Тот немедленно вернулся и с наслаждением вновь огрел здорового дядьку, не смеющего возразить и лишь вздрагивающего от ударов. Сонная женщина с тазом помоев выглянула на улицу и плеснула вязкую жижу в канал, под ноги рабам, обдав их зловонными брызгами. Те лишь втянули головы в плечи, зато мальчонка начал ругаться, отскочив в сторону. Женщина визгливо расхохоталась, зашла в дом, прикрыв за собой дверь. А рабы понуро поплелись дальше по узкой улочке.
– Хорошо. Я поняла. Но…. Почему они стали такими?
– Это тоже вина правящего клана. Когда-то все эти люди были отличными воинами, – Ракх-инти махнул рукой в сторону деревни. – Они и воспитывались с детства как воины, защищавшие наши границы в мирное время и стоявшие в первых рядах в годы войны. Так было до тех пор, пока к власти не пришли торгаши. Они махнули рукой на армию, и лучшие из воинов вдруг поняли, что не могут прокормить свои семьи, получая нищенские пособия вместо достойной оплаты. Нет, я не оправдываю их – немало отличных воинов из других кланов смирились с положением вещей, сумев приспособиться или незаметно уйти. Эти – не смогли. Или не захотели. Или их кто-то умело подтолкнул в сторону бесчестья. Теперь у них есть деньги. Их рабы – состоятельные люди, готовые заплатить за свою свободу. Или враги, которые платят своим унижением… Вот только они перестали быть воинами и стали палачами.
Грея прикрыла глаза и замерла. Что она представляла себе в этот момент? Себя – без денег, без надежды, с семьей, которая вынуждена делиться последними крохами еды.
– Как воин, я понимаю их. Как дракон, я понимаю их тоже. Это не самый лучший путь, но это путь воина, не способного изменить себе, наблюдая, как голодают твои дети. Вот только за каждый наш шаг, за каждое решение неминуемо наступает расплата. Они знали, на что шли, выбирая этот путь, и не будут на меня в обиде. Оставайтесь здесь.
Драконесса обнажила клинок и, зажав его обратным хватом, от запястья к локтю, медленно пошла к деревне.
– Чужак! – выкрикнул кто-то.
Это была первая деревня, где при этом крике никто не суетился. Женщины тут же деловито похватали детей, закрываясь в домах, а мужчины, разобрав копья, окружили полукругом непонятную пришелицу, кутавшуюся в старую тряпку. Все было сделано молча, почти с военной четкостью. Двое или трое тут же встали на наиболее удобных местах, изучая подступы к деревне. Один из них сразу же заметил наблюдавших со стороны холма и вскинул руку, привлекая внимание к этому остальных, а Грея решительно скинула тряпку, открывая свою человеческую ипостась.
