– Какое будет тогда у него самое сильное желание?
– Разумеется, желание отыскивать свою дочь, – с живостью сказал Луи.
– Или присоединиться к нам.
– Это одно и то же.
– Согласен; но тут перед ним явится непреодолимое препятствие, которое остановит его.
– Какое?
– Проводник, который мог бы проводить его к нам.
– Это правда! – вскричали все четверо с остолбенением.
– Как быть? – спросил Луи.
– К счастью, – продолжал Валентин, – еще не поздно поправить нашу забывчивость. Дону Тадео нужен человек, который был бы ему совершенно предан, знал бы вполне места, в каких мы намереваемся быть, и следовал бы за нами по следам как чуткая ищейка, не правда ли?
– Да, – сказал Трангуаль Ланек с утвердительным жестом.
– Этот человек Жоан! – продолжал Валентин.
– Это справедливо, – заметил индеец, – я буду проводником.
– Итак, Жоан оставит нас; я дам ему письмо, которое напишет Луи; в этом письме я уведомлю дона Тадео о поручении, за которое берется наш друг.
– Хорошо! – сказал Курумилла. – Наш друг думает обо всем; пусть дон Луи напишет письмо.
– Знаете ли, что мне пришло в голову? – весело вскричал Валентин. – Я рад, что не вчера, а только теперь, эта мысль мелькнула в уме моем.
– Отчего? – спросил Луи с удивлением.
– Оттого, что бедный дон Тадео очень обрадуется, получив от нас несколько слов, которые докажут ему, сколь близки нам его интересы.
– Да, конечно, – сказал граф.
– Не правда ли? Ну, пиши же, брат.
Граф не заставил его повторить и принялся за дело. Письмо, написанное на листке его записной книжки, скоро было готово. Жоан, со своей стороны, окончил приготовления к отъезду.
– Брат, – сказал Валентин, подавая ему записку, которую индеец спрятал под ленту, обвязывавшую его волосы, – мне нечего вам объяснять: вы воин опытный и человек с твердым сердцем, вы оставляете здесь друзей, в памяти которых вы всегда будете занимать достойное место.
– А я, – отвечал Жоан с улыбкой, которая осветила его воинственное лицо, – я оставляю здесь мое сердце и сумею найти его.
Храбрый индеец поклонился своим друзьям и быстро удалился. Скоро он бросился в реку и переплыл ее. На другом берегу он стряхнул с себя воду, сделал последний прощальный знак своим друзьям и исчез за пригорком.
– Славный малый! – прошептал Валентин, садясь к огню.
– Это воин, – заметил Трангуаль Ланек с гордостью.
– Теперь, вождь, – сказал солдат, – поговорим немножко, хотите?
– Я слушаю моего брата.
– Дело, предпринятое нами, трудно, я прибавлю даже, что оно было бы невозможно, если бы вас не было с нами; Луи и я, несмотря на все наше мужество, были бы принуждены отказаться от него, потому что в этой стране глаза белого человека, как бы ни были они зорки, не могут руководить ими. Вы одни можете привести нас к цели; пусть один из вас сделается нашим вождем, мы будем повиноваться ему с радостью и пойдем куда он сочтет нужным вести нас; итак, вождь, между нами не должно быть ложной деликатности; вы и Курумилла по праву вожди экспедиции.
Трангуаль Ланек размышлял несколько минут, потом отвечал:
– Брат мой говорит хорошо, сердце его не имеет туч для его друзей; да, путь длинен и усыпан опасностями, но пусть наши бледнолицые братья вполне положатся на нас; мы выросли в пустыне, она не имеет для нас тайн, и мы сумеем избегнуть засад и сетей, которые будут расставлены нам врагами.
– Стало быть, это кончено, вождь, – сказал Валентин, – теперь нам остается только повиноваться.
– Именно, – заметил граф, – но условившись в этом к общему удовольствию, мы должны точно также подумать еще об одном предмете, не менее важном.
– О чем, брат? – спросил Валентин.
– Нам надо решить, в какую сторону мы отправимся и скоро ли?
– Немедленно, – отвечал Трангуаль Ланек, – только нам следует сначала условиться в образе действий, от которого мы уже не должны отступать во время всего путешествия.
– Вот это значит рассуждать благоразумно; объясните же нам, вождь, ваше мнение; чем больше голов, тем больше умов.
– Я думаю, – сказал Трангуаль Ланек, – что для отыскания следов бледнолицей девушки с лазоревыми глазами, мы должны возвратиться в Сан-Мигуэль и оттуда пуститься по следам воинов, которые увезли ее.
