При этом великолепном предложении лицо Антинагюэля не обнаружило никакого волнения.
– Брат мой щедр, – сказал он, – он дает то, чего уже у него нет.
– Это правда, – отвечал Бустаменте с досадой, – но я снова завладею всем, если вы мне поможете, а без меня вы никогда не сможете иметь ничего.
Токи неприметно нахмурил брови; Бустаменте притворился, что не приметил этого, и продолжал:
– Вам остается согласиться или отказаться, вождь; время дорого, отвечайте же откровенно – соглашаетесь вы помочь мне или нет?
Вынужденный отвечать решительно Антинагюэль подумал с минуту, потом сказал, глядя в лицо Бустаменте:
– А кто поручится мне за исполнение обещания моего брата?
Бустаменте смутился, закусил губы, но тотчас оправился:
– Пусть брат мой скажет, какого поручительства он требует?
Улыбка неописанного выражения сжала губы Антинагюэля. Он сделал знак Черному Оленю. Тот встал и вышел из хижины.
– Пусть брат мой подождет с минуту, – бесстрастно сказал токи.
Бустаменте поклонился молча. Минут через десять вошел Черный Олень. За ним шел окасский воин, который нес стол, наскоро сделанный из кусков дерева. На этот стол старый токи молча положил бумагу, перья и чернила. Увидев все эти принадлежности письма, Бустаменте задрожал; он был пойман.
Как и когда окасы успели достать эти различные предметы? Этого Бустаменте не мог угадать. Антинапоэль взял перо и, играя им, сказал:
– Бледнолицые очень учены, они знают более нас бедных несведущих индейцев; брату моему вероятно неизвестно, что я посещал белых и потому знаком со многими их обычаями, они обладают искусством излагать свои мысли на бумагу; пусть брат мой возьмет это перо и повторит мне тут, – прибавил он, указывая пальцем на белый лист, – то, что он сказал мне; тогда я сохраню его слова; ветер не унесет их, и если память изменит ему когда-нибудь, их будет легко найти; впрочем, то, о чем я прошу моего брата, не должно оскорблять его; бледнолицые всегда так действуют между собой.
Бустаменте схватил перо и обмакнул его в чернила.
– Если брат мой не доверяет моему слову, – сказал он обиженным тоном, – я готов сделать то, чего он желает.
– Брат мой дурно понял меня, – отвечали Антинапоэль, – я имею к нему величайшее доверие и вовсе не намерен оскорблять его; но я представитель моего народа... если когда-нибудь ульмены и апо-ульмены уталь-манусов потребуют у меня отчета в крови их воинов, которая польется как вода в этой войне, то они одобрят мое поведение, когда я им покажу это письмо, на котором будет отмечено имя моего брата.
Дон Панчо увидал, что ему не остается никакой отговорки и понял, что теперь лучше мужественно покориться необходимости, тем более, что со временем, когда настанет минута сдержать данное обещание, ему конечно удастся найти предлог, чтобы уклониться от него. Поэтому, обратившись к Антинагюэлю, он сказал ему с улыбкой:
– Хорошо! Брат мой прав, я сделаю то, чего он желает.
Тот величаво поклонился. Бустаменте положил перед собой бумагу, быстро написал несколько строчек и подписал.
– Вот, вождь, – сказал он, подавая бумагу Антинагюэлю, – вот то, чего вы от меня хотели.
– Хорошо! – отвечал тот, взяв от него бумагу.
Он вертел и перевертывал ее во все стороны, как бы желая разгадать написанное; но все его усилия, разумеется, остались без успеха.
Дон Панчо и донна Мария внимательно следовали за ним глазами. Через минуту вождь сделал знак Черному Оленю. Тот вышел и почти тотчас же возвратился с двумя воинами, которые вели чилийского солдата. Бедняга не мог последовать за своими товарищами, когда те убежали, по причине довольно опасной раны на ноге; он был бледен и бросал вокруг себя испуганные взоры. Антинагюэль улыбнулся, увидев его.
– Умеешь ли ты объяснить то, что есть на этой бумаге? – сказал он суровым голосом.
– Что? – отвечал солдат, не понимавший этого вопроса, которого он совсем не ожидал.
Тогда Бустаменте заговорил:
– Вождь тебя спрашивает, умеешь ли ты читать?
– Умею, – пролепетал раненый.
– Хорошо, – сказал Антинагюэль, – возьми и объясни.
Он подал солдату бумагу. Тот взял ее машинально и долго вертел в руках. Было очевидно, что несчастный, обезумев от страха, не знал чего хотят от него. Бустаменте остановил жестом вождя, который приходил в нетерпение, и, снова обратившись к солдату, сказал ему:
– Друг мой, так как ты умеешь читать, пожалуйста, объясни нам что написано на этой бумаге. Не этого ли вы желаете, вождь? – прибавил он, обращаясь к токи.
Тот утвердительно кивнул головой. Солдат, страх которого несколько успокоился при дружеском тоне, каким Бустаменте говорил с ним, понял наконец чего ждали от него; он бросил глаза на бумагу и прочел – голосом трепещущим и прерывавшимся от остатка волнения – следующее:
