– Это я, – сказал он без предисловий, – руководил последним набегом на жилища бледнолицых; мои воины все убиты вчера в засаде вашими копьеносцами, так что из двухсот у меня осталось их только трое, которых вы видите здесь; сам я ранен; меня преследуют как лютого зверя, а между тем у меня нет лошадей, чтобы доехать до моего племени, нет оружия, чтобы защищаться, если на меня нападут. Поэтому я пришел просить у вас помощи. Я не хочу обманывать вас, а откровенно скажу вам имя человека, спасение которого вы держите в ваших руках. Я величайший враг испанцев; жизнь моя прошла в битвах с ними, словом, я Черный Шакал, апоульмен Черных Змей.
При этом страшном имени, дон Антонио не мог на минуту удержаться от движения ужаса, но немедленно оправившись, он отвечал спокойным и дружеским голосом:
– Вы мой гость и несчастны – две вещи священные для меня; я ничего не хочу знать более, вы получите лошадей и оружие.
Улыбка невыразимо кроткая засияла на лице индейца.
– Вот еще одна просьба, – сказал он, – и это уже последняя.
– Говорите.
Вождь взял за руку молодую индианку, которая до сих пор безмолвно плакала, убаюкивая своего ребенка, и представив ее дону Антонио, сказал:
– Это моя жена, это мой ребенок; поручаю вам обоих.
– Я буду о них заботиться, – отвечал дон Антонио с искренностью, – ваша жена будет моей сестрой, ваш ребенок моим сыном.
– Апоульмен будет это помнить, – сказал вождь индейцев голосом, прерывавшимся от волнения.
Он поцеловал в лоб крошечное существо, улыбавшееся ему, обратил на жену свою взор, исполненный нежности, и бросился из комнаты вместе со своими товарищами. Дон Антонио велел привести лошадей, роздал оружие, и четверо индейцев исчезли в темноте.
Прошло много лет, а дон Антонио ничего не слыхал о Черном Шакале; ребенок и индианка все еще находились на его ферме, и с ними все обращались так, как будто бы они принадлежали к его семейству. Дон Антонио женился; к несчастью, через год после союза, не возмущаемого ни малейшим облачком, жена его умерла, произведя на свет прелестную девочку, которую отец назвал Марией. Дети росли друг возле друга под заботливым присмотром индианки и любили друг друга как брат и сестра.
В один день многочисленный отряд индейских всадников, великолепно одетых, явился в Рио-Кларо, город, в котором жил дон Антонио. Вождь этих индейцев Черный Шакал; он приехал взять жену и сына у того, кто спас их.
Свидание было самое трогательное. Вождь забыл свое индейское бесстрастие и простодушно предался порыву чувств, волновавших его; он наслаждался счастьем увидеться после такой продолжительной разлуки с двумя существами, которые были для него дороже всего на свете. Когда надо было уезжать, когда дети узнали, что их разлучают, они пролили обильные слезы. С самого рождения они привыкли жить вместе и не понимали, почему такое положение не может продолжаться всегда.
Дон Антонио распространил свою торговлю и имел сношения со многими пограничными индейцами; у него было несколько ферм, на которых скотоводство развивалось в обширных размерах. Черный Шакал, обещавший дону Антонио неограниченную признательность и самую преданную дружбу, очень был ему полезен для этой торговли; часто устраивал он ему превосходные сделки со своими соотечественниками и охранял его земли от набегов грабителей. Дон Антонио каждый год осматривал свои фермы, поэтому должен был проезжать почти через всю Ароканию. Таким образом он обыкновенно проводил месяца по два в стане Черных Змей, у своего друга Черного Шакала; дочь всегда ездила с ним, по причине дружбы, связывающей обоих детей.
Так дела шли несколько лет. В то время, как начинается наша история, Черного Шакала уже не было в живых; он умер как храбрый воин с оружием в руках в битве на границе. Сын его, Антинагюэль в возрасте двадцати пяти лет был избран на его место апоульменом, а потом и токи всей области, что делало его одним из главных вождей в Арокании. Дон Антонио также умер вскоре после свадьбы Марии с доном Тадео де Леоном, убитый поведением своей дочери, распущенность которой наделала много шуму в высшем обществе Сантьяго.
Донна Мария редко виделась с Антинагюэлем; хотя дружба их оставалась не только так же сильна, как в их детстве, но дошла до такой степени фанатизма, что Антинагюэль считал приказанием малейшую прихоть молодой девушки.
Велико было удивление воинов племени Черных Змей, когда в один вечер в их селение приехала донна Мария верхом, в сопровождении только двоих слуг, и прямо направилась к жилищу токи. Когда молодой вождь увидал ее, лицо его, обыкновенно мрачное, просияло.
– Лесная роза! – вскричал он с радостью. – Сестра моя, стало быть, еще помнит о бедном индейце?
– Я приехала посетить моего брата, – сказала донна Мария, подставив Антинагюэлю свой лоб, который тот поцеловал, – сердце мое печально, горесть пожирает меня, я вспомнила о моем брате.
Вождь бросил на молодую женщину взгляд, исполненный беспокойства и огорчения.
– Да, – продолжала она, – когда страдаешь, тогда вспомнишь о своих друзьях.
– Сестра моя хорошо сделала, что подумала обо мне... что могу я сделать для нее?
– Брат мой может оказать мне большую услугу.
– Жизнь моя принадлежит моей сестре; она знает, что может располагать ею.
– Благодарю! Я была уверена, что могу положиться на моего брата.
– Везде и всегда.
Почтительно поклонившись донне Марии, Антинагюэль повел ее в свой дом, где мать все приготовила, чтобы достойно принять ту, которую она столько лет любила как дочь.
ГЛАВА XIX
