– Какой дон Панчо! Я хотел бы, чтобы он провалился в ад!
– Что же такое?
– Как? Разве вы не видите ничего? Посмотрите, за баррикадами, вон на том углу?
– Ну?
– Парламентерский флаг, белый флаг!
– Посмотрим, посмотрим! – вскричал генерал. – Точно, правда! – прибавил он через минуту. – Да здравствуют трусы.
– То-то? А я так увидал! – сказал дон Рамон, потирая руки, развеселившись и начиная ходить с нетерпением.
В эту минуту пуля пролетела мимо него, засвистев над самым ухом.
– Милосердный Боже! – закричал он, упав на землю, где остался неподвижен словно мертвый, хотя не получил ни одной царапины.
Между тем генерал тоже велел выкинуть парламентерский флаг на окопах и приказал прекратить перестрелку. Сражение кончилось. Не слыша более ничего, сенатор как кролик, украдкой выглядывающий из норы, осторожно поднял голову. Успокоившись царствовавшей тишиной, он боязливо приподнялся и начал осматриваться во все стороны. Убедившись наконец, что опасность прошла, он встал на ноги, которые однако еще дрожали и с трудом поддерживали его.
ГЛАВА XXXVII
Парламентер
Как только парламентерский флаг был выкинут, перестрелка прекратилась с обеих сторон; солдаты дона Тибурчио, уже не надеявшиеся получить помощь, обрадовались, что неприятель спас их военную честь, прислав первый парламентера. В особенности сам генерал утомился безуспешной борьбой, которую храбро вел с утра.
– Э! Дон Рамон, – сказал он, обращаясь к сенатору тоном более дружеским, нежели каким говорил до сих пор, – кажется, я наконец нашел средство избавить вас от смерти; стало быть, наше условие остается во всей силе, не так ли?
Сенатор взглянул на него с изумлением; достойный человек вовсе не помнил того, что страх заставил его сказать в то время, как пули свистели в ушах его.
– Я совсем вас не понимаю, генерал, – отвечал он.
– Притворяйтесь-ка невинным, – отвечал дон Тибурчио, со смехом ударив его по плечу.
– Клянусь вам честью, дон Тибурчио, – настаивал сенатор, – я вовсе не помню, обещал ли я вам что- нибудь.
– А!.. Впрочем, это может быть, потому что вы очень боялись; но подождите, я освежу вам память.
– Вы сделаете мне удовольствие.
– Сомневаюсь, но все равно. Не прошло еще и часа, как вы мне сказали на этом самом месте, где мы стоим, что если я найду средства избавить вас от опасности, вы не возьмете с меня двух тысяч пиастров, которые я вам проиграл.
– Вы думаете? – спросил сенатор, в котором пробудилась жадность.
– Я это знаю наверно, – отвечал генерал. – Спросите этих господ, – прибавил он, указывая на офицеров, стоявших возле.
– Это правда, – подтвердили они, смеясь.
– А!
– Да, и так как я не хотел вас слушать, вы еще прибавили...
– Как? – вскричал, подпрыгнув, дон Рамон, который хорошо знал с кем имел дело. – Разве и еще прибавил что-нибудь?
– Как же, – сказал генерал, – вот ваши собственные слова. Вы сказали: я прибавляю еще тысячу.
– О! Не может быть, – вскричал сенатор вне себя.
– Может быть, я дурно расслышал?
– Именно!
– Мне даже кажется, – бесстрастно продолжал генерал, – что вы обещали две тысячи...
– Нет!.. Нет!.. – вскричал дон Рамон, смутившись от смеха присутствующих.
– Вы думаете, что больше? Очень хорошо. Не будем спорить...
– Я не говорил ни слова! – вскричал сенатор, раздраженный до крайности.
– Стало быть, я солгал! – сказал генерал строгим тоном, нахмурив брови и пристально смотря на старика.
Дон Рамон понял, что сбился с пути и одумался.
– Извините, любезный генерал, – сказал он с самым любезным видом, какой только был для него возможен, – вы совершенно правы; да, в самом деле, я теперь помню, я точно обещал вам прибавить две тысячи.
Пришла очередь генерала изумиться: подобная щедрость сенатора, скупость которого вошла в
