— Разрезали рану крест-накрест. Я высосал из нее кровь, а потом наложил припарку из листьев хуако. Предварительно еще и выжал на рану сок.
— Белый хорошо поступил! — проговорил индеец. — Что же он еще сделал?
— Ничего.
— Сколько времени прошло с тех пор, как белую девочку укусила змея?
— Почти шесть часов.
— Как она себя чувствует?
— По-видимому, не испытывает боли, но постоянно то дремлет, то находится в состоянии полного оцепенения.
Некоторое время индеец оставался погруженным в задумчивость, затем поднял голову и, обращаясь к плантатору, проговорил:
— Пусть Белая Голова сейчас же проводит меня к Белой Лани саванны. Ваконда любит краснокожих воинов. Он открывает им такие тайны, которые неведомы бледнолицым.
— Как? Что ты хочешь этим сказать? — проговорил дон Мельхиор в волнении.
— Пусть белый хорошенько обдумает. Индеец обращается к нему как друг и, может быть, он сможет помочь бледнолицей девочке.
— Так иди же, иди скорее! — воскликнул плантатор, быстро вставая и направляясь к двери.
Они вошли в спальню. В ней все было по-прежнему. Девочка лежала без всяких признаков жизни, бледная, с полузакрытыми глазами. Мать, олицетворение античной Ниобеи, сидя около нее, продолжала тихо плакать,
Индеец некоторое время разглядывал открывшуюся ему картину. Затем слабая улыбка пробежала по его лицу. Он открыл ягдташ и вынул оттуда два камешка. Сильно потерев их один о другой, он быстро нагнулся к больной и приложил один из камешков ко рту, а другой к ноздрям.
Беспокойство дона Мельхиора и доньи Хуаны было безгранично. Они стояли неподвижно, едва переводя дыхание, со сложенными руками и с поднятыми к небу глазами.
Вдруг по телу больной пробежала судорога, как будто от удара электрическим током. Слабый румянец разлился по ее лицу. Девочка приподнялась на постели и с невыразимой радостью воскликнула:
— Боже мой, благодарю тебя! Я буду жить! Папочка, мамочка, я опять ваша!
— Вождь, — воскликнул дон Мельхиор с волнением, — вы спасли мою дочь, я ваш должник до гроба!
— Господь да вознаградит вас! — горячо проговорила донья Хуана.
Пламенное Сердце улыбнулся и, обращаясь к осчастливленным родителям, проговорил:
— Благодарите не меня, а Ваконду. Это он захотел отплатить вам за оказанное мне радушное гостеприимство.
Глава V. КАКОГО РОДА РАЗГОВОР ПРОИЗОШЕЛ МЕЖДУ ДВУМЯ ПРЕЖНИМИ ВРАГАМИ
Первые минуты после чудесного исцеления Флоры прошли вобъятиях и поцелуях. На минуту все забыли о ее спасителе. Но девочка первая вспомнила о нем и, схватив в свои крошечные ручки громадную руку индейца, проговорила с выражением в голосе бесконечной благодарности:
— Пламенное Сердце спас жизнь Флоре, которую он называет Белой Ланью саванны. Флора никогда не забудет этого и с этих пор Пламенное Сердце — ее брат. Не хочет ли вождь поцеловать свою сестру?
Индеец не мог сдержать волнения, которое, помимо воли, отразилось на его лице.
Он нагнулся к девочке, почтительно и нежно поцеловал ее в лоб. Затем, сняв с руки один из золотых браслетов, подал его Флоре со словами:
— С этих пор Белая Лань — сестра вождя. Пусть этот браслет служит знаком союза между ним и ею, и, если сестре моей будет угрожать какая-либо опасность, Пламенное Сердце сумеет защитить ее. — С этими словами индеец надел браслет на руку девочке, которая в свою очередь сняла с шеи жемчужное ожерелье и, подавая его спасителю, ласково произнесла:
— Брат, возьмите это на память от вашей сестры! Индеец был растроган до глубины души, но, желая скрыть волнение и вместе с тем инстинктивно чувствуя, что мать и дочь нужно оставить наедине, поклонился и вышел из спальни в сопровождении дона Мельхиора. Они снова вошли в ту же залу, которую недавно оставили. Несколько минут царило молчание. Наконец плантатор прервал его.
— Послушай, вождь, то, что сейчас произошло между нами, навсегда изменило наши отношения. Я твой должник на всю жизнь и постараюсь отплатить, чем только смогу. Я не хочу более оспаривать ваших притязаний на мои владения, хотя имею на них право. Между нами не должно быть более никаких недоразумений, а потому запомни хорошенько все, что я сейчас скажу.
— Речь белого мне нравится. Пусть он говорит, уши вождя открыты.
С этими словами индеец вытащил из-за пояса трубку, набил ее и начал с важностью курить. У краснокожих это служит знаком дружеского расположения к собеседнику, и ни один из них не согласится курить в присутствии врага.
— Я совершенно не знаю, какая может быть цена моих владений, — продолжал дон Бартас. — Назначь ее сам, и я даю слово честного человека и христианина, что заплачу все, что ты ни потребуешь, хотя бы ради этого мне и пришлось сделаться беднее самого последнего индейца.
Дон Мельхиор замолчал, и несколько секунд в комнате стояла тишина. Наконец индеец, слушавший эти слова с задумчиво опущенной головой, поднял ее и проговорил:
— Не скажет ли Белая Голова еще что-нибудь?
— Да, — с живостью подхватил плантатор, — я должен еще добавить, что, даже и заплатив всю требуемую сумму, я все-таки останусь навеки обязанным тебе, что в продолжение всей жизни буду для тебя не только преданным другом, но самым заботливым отцом! Больше мне пока нечего сказать тебе, вождь.
Индеец почтительно поклонился и в свою очередь заговорил:
— Вижу, все, что Белая Голова сейчас сказал, исходит из самого его сердца. Как ураган рассеял тучи, так и вражда, существовавшая между вождем и Белой Головой, рассеялась навсегда. Пламенное Сердце — брат Белой Лани, а брат не должен разорять свою сестру. Белая Голова ничего мне не должен, так как теперь я также принадлежу к его семейству.
— Такое благородство не удивляет меня, вождь! Я давно знаю: у тебя честное сердце, и не хочу настаивать на своем предприятии, чтобы не обидеть тебя. Но раз ты теперь брат моей дочери, следовательно, ты — мой приемный сын, а потому не откажись принять от меня подарок.
— Это другое дело! Всякий подарок будет принят вождем с благодарностью.
— У меня скопилось много совершенно ненужных вещей, но они могут быть полезны моему приемному сыну. Вот что я намерен предложить тебе, вождь: во-первых, сто пятьдесят ружей, тридцать дюжин скальпировальных ножей, двести фунтов пороху, сто фунтов свинца для отливки пуль и восемьдесят шерстяных одеял. Все это уложат на мулов, и пусть вождь отвезет это воинам своего племени и передаст им: белые умеют быть благодарными за оказываемые им услуги.
— Как! — воскликнул апач, задрожав от радости. — Отец даст такое богатство Пламенному Сердцу?
— Дитя, — проговорил с улыбкой плантатор, — я всегда исполняю то, что обещаю!
С этими словами он ударил в гонг, на звук которого явился Педрильо.
— Позвать управляющего! — велел дон Мельхиор.
Его приказание было исполнено почти моментально, и в комнату вошел дон Рамон. Плантатор повторил ему слово в слово все то, что только что обещал вождю, приказав при этом исполнить все без малейшего промедление.
Дон Рамон хотел уже удалиться, когда вождь остановил его жестом.
— В чем еще нуждается мой сын? — спросил дон Мельхиор. — Пусть он только скажет, и всякое желание его будет тотчас исполнено.
Вождь повернулся к окну и, указывая на усеянное звездами небо, проговорил:
— Урагана не осталось и следа. На небе показались блестящие звезды, и луна озаряет землю бледным светом. Но мы ведь не женщины и не боимся ночных привидений; нам лучше путешествовать при таинственном блеске звезд, чем при жгучих лучах солнца. Пламенное Сердце не хочет больше
