ходить... даже такому стоику, как ты... Да отсюда недалеко; я донесу тебя.
Действительно, бедро дона Луиса было рассечено почти до кости, и кровь сильно лилась из раны. Едва ли он был бы в состоянии сделать хотя бы шаг.
Незнакомец с громадным трудом посадил раненого себе на спину и понес его. Шагов через пятьдесят он дошел до глубокой траншеи, которую недавно начали рыть неподалеку от боковой степы дома английского резидента.
Спустившись в эту траншею, незнакомец посадил своего друга спиной к стене и проговорил, садясь рядом с ним:
— Теперь скажи мне, куда ты еще ранен?
— Не знаю, — слабым голосом ответил Бельграно. — Я чувствую боль во всем теле, но ранен, кажется, только в эти два места.
И, взяв руку приятеля, он поочередно приложил ее к своему правому плечу и к левому бедру.
— Ну, это пустяки! — произнес незнакомец, обнимая его. — Это не так опасно...
От порывистого и крепкого объятия друга дон Луис глухо вскрикнул.
— Боже мой, что с тобой?!— воскликнул испуганный Мигель.
— Я должно быть... да... действительно... я ранен и здесь, — пролепетал Бельграно, указывая на левый бок. —
— Но хуже всего болит рана в бедре... Сначала было не так... заметно... а... теперь... все... сильнее и сильнее...
— Постой, я сейчас перевяжу тебе рану; хоть кровь немного остановится,— говорил Мигель, доставая из кармана носовой платок. — Вот так! Ну, а теперь где еще больно, кроме правого плеча? Тут вот, что ли? возле спины? Да, да... кровь... рана... И это есть чем перевязать; на счастье я запасся сегодня двумя платками... Эк ведь тебя, бедняжку, как отделали эти мерзавцы!
Мигель нарочно болтал так развязно, чтобы не выказать тревоги, овладевшей им при виде страшных ран Луиса, и не запугать приятеля.
Откуда-то вдруг донеслись в траншею звуки фортепьяно, точно дразня укрывшихся в этой сырой могиле молодых людей.
— А!— воскликнул Мигель, заканчивая перевязку,— Английское превосходительство развлекается... Да ведь я слышал, что у него сегодня званый вечер...
— В доме веселье... а у ворот... убивают... местных… граждан! — с горечью прошептал Бельграно.
— Это в порядке вещей, — заметил Мигель. — Сэр Вальтер Спринг вполне достойный представитель той прелестной дамы, которую зовут Англией и которая поет и пляшет вокруг трупов, точь-в-точь как готтентотские вдовы, с той лишь разницей, что последние беснуются с горя, а первая — с радости.
Дон Луис невольно улыбнулся на шутку своего друга и собирался что-то ответить, как вдруг Мигель зажал ему рот рукой и прошептал, ощупывая рукоять своей шпаги.
— Молчи! Я слышу шум...
Действительно, послышался топот приближающихся лошадей, смешанный с глухим говором голосов. Через некоторое время можно было слышать не только сами голоса, но и то, о чем говорили.
— Знаешь, что? — говорил один из всадников. — Мне вовсе не хочется заезжать в шинок, а лучше прямо домой... Давай-ка сосчитаем тут деньги, благо никто не увидит. Высечем огня, закурим по сигаре и будем считать при их свете.
— Ладно, — ответил другой голос. — Мне все равно... Вот тут кстати насыпь, на ней мы и сядем.
Всадники — их было двое — спешились, причем послышался звон сабельных ножен о землю. Взяв своих лошадей за поводья, они уселись на насыпи, в нескольких шагах от дона Луиса и его друга, скрытых на дне траншеи.
Один из незнакомцев высек огонь и закурил огромную сигару.
— А ты разве не будешь курить? — спросил он товарища.
— Нет, после, — ответил тот.
— Ну, так давай считать. Передавай мне бумажки, только по одной.
Товарищ снял шляпу и вынул из нее пачку банковских билетов. Вытащив одну бумажку, он передал ее курившему. Тот сильно пыхнул из сигары, держа ее над билетом, который сразу осветился красным огоньком.
— Сто? — произнес тот, который дал билет и заглянул на него через плечо товарища.
— Да, — отвечал последний, выпуская густое облако дыма изо рта и ноздрей.
Описанная процедура повторилась тридцать раз; все бумажки оказались сотенными.
Разделив пополам три тысячи пиастров и передав товарищу полторы тысячи, куривший сигару проговорил недовольным тоном:
— Я думал — больше! Если бы удалось укокошить того молодчика, нам достался бы его кошелек, он, кажется, был набит золотом.
— Ну, что же делать, и то хорошо, — заметил другой. — А не знаешь, куда стремились эти унитарии? Не в армию ли Лаваля?
— Конечно, туда... куда же еще? Хорошо бы они все задумали бежать. Нам почаще доставались бы такие заработки.
— А вдруг в один прекрасный день явится сюда Лаваль и ему донесут на нас?
— Ну, что ж из этого?.. Мы исполняем приказания начальства и сами, мол, ни при чем... Да можно будет вовремя и приостановиться. А пока что, я готов дать себя убить за реставрадора; недаром я числюсь доверенным человеком у коменданта.
— Да, полагайся на него!.. Посмотри, что он сделает с нами, если мы, по несчастью, упустим хоть одного из тех, которых он приказывает убить! Не обрадуешься его доверию!.. И то недавно один улизнул от нас...
— Да, малый ловкий. Но комендант послал разыскивать его по всем направлениям — в поле и в городе... Может быть, еще он нам попадется с Божьей помощью. Я слышал, что он укокошил пятерых наших…
— Ого! Значит, опасный зверь... Хорошо бы его поймать.
— Держи карман. Поймаешь ветер в поле!.. Разве только, говорю, по особому счастью, нечаянно попадется... Так ты домой?
— Домой!— ответил куривший. — А ты куда?
— В шинок... Хорошо мы с тобой придумали, что отпросились на ночь: по крайней мере, я погуляю всласть! А ты, скупердяй, припрячешь свои денежки в безопасное местечко. Впрочем, это твое дело... Ну, отправляемся, что ли?
— Можешь отправиться и один... Все равно нам не по дороге. А я еще посижу, пока не докурю сигару.
— Ну, как знаешь... До свидания, дружище. Покойной ночи, приятного сна!
— А тебе — веселой ночи!
Тот, который доставал деньги из шляпы, вскочил па лошадь и, пришпорив ее, ускакал.
Когда в отдалении замер топот копыт, куривший достал из кармана какой-то предмет, поднес его к огню сигары и принялся подробно рассматривать.
— Золотые часы! — пробормотал он, поворачивая их во все стороны. — Никто не видел, как я взял эту вещицу; значит, что выручу за нее, все мое... А славная вещичка... Ходят! — продолжал он, поднося часы к уху. — Жаль, что я не знаю, как узнавать по ним время... Эта наука унитарская и слишком мудреная для нашего брата... Полагаю, что теперь уж за полночь, и что...
— Теперь последний час твоей жизни! — воскликнул дон Мигель, подкравшись к нему сзади из траншеи и с силой ударяя его концом шпаги между шейными позвонками.
Испустив короткий стон, негодяй упал мертвым.
Дон Мигель взял его лошадь под уздцы, подвел ее к траншее и привязал к лежавшему там толстому бревну. Затем он спустился к своему другу и, обнимая его, сказал:
— Вот ты и спасен, Луис! Провидение послало нам лошадь, на которой ты поедешь...
— Да, если ты... будешь... поддерживать... меня, — ответил Бельграно, с трудом переводя дух.
