между тем, как Мигель тщательно осматривал соседние комнаты — гостиную и столовую. Окна последней комнаты были прямо против окон гостиной главного здания, где в настоящую минуту лежал дон Луис.
— А куда выходят окна этой комнаты? — осведомился молодой человек, возвратившись в спальню.
— На галерею, через которую можно выйти с другой стороны прямо к воротам и к железной решетке, огораживающей дверь. Через эти ворота и вышел на улицу Хосе, не проходя домом.
— Это хорошо устроено... Однако, мне кажется, я слышу какой-то шум...
— Да... топот лошадей.
— Ага! Это, наверное, Хосе с доктором Парсевалем. Впрочем, убери-ка пока свет в ту комнату, — проговорил молодой человек, выбегая в галерею к окну, которое выходило как раз к воротам.
— Кто это? — с сильно бьющимся сердцем спросила донна Гермоза, тоже вышедшая в галерею из столовой, где оставила свечу.
— Они... доктор Парсеваль и Хосе, — ответил дон Мигель, прижавшись лицом к окну. — О, милый, неоцененный Парсеваль!.. Пойдем, Гермоза, встречать его.
Донна Гермоза побежала за свечкой, догнала кузена, который ощупью пробирался к выходу, сгорая от нетерпения поскорее повидаться с доктором Парсевалем.
Хосе догадался провести своего знаменитого спутника, профессора философии и доктора медицины Парсеваля, который тоже ехал верхом, прямо во двор, где его и встретили молодые люди.
— Благодарю вас,- тысячу раз благодарю, дорогой профессор, — говорил дон Мигель, пожимая руку Парсевалю, который, несмотря на свои пожилые годы, ловко спрыгнул с коня.
— Ведите меня скорее к Бельграно, мой друг, — сказал Парсеваль, не любивший благодарностей.
— Сейчас, — ответил дон Мигель, вводя ого задним ходом в кабинет донны Гермозы. — Все ли вы взяли с собой, что нужно для перевязки, как я просил вас? — продолжал он, указывая на ящик, который Парсеваль нес под мышкой.
— Думаю, что не забыл ничего, — ответил старик, вежливо ответив на приветствие донны Гермозы, которой он не видал на дворе, так как она раньше вошла в дом. — Если мне что-нибудь и понадобится, то разве только бинты.
— Полотна для них я могу дать вам, сколько угодно, — проговорила донна Гермоза, удаляясь в свою спальню.
— Дон Луис находится вот здесь, в гостиной, — объяснял дон Мигель доктору. — Само собой разумеется, что остаться здесь он не может, поэтому мы решили перенести его в левый флигель, на дворе, где есть вполне удобное помещение. Вы желаете осмотреть его сейчас же здесь или после перенесения его во флигель?
— Я должен освидетельствовать его немедленно, — решил доктор.
— Не нужен ли я вам еще? — спросил Хосе, появляясь из спальни. — Донна Гермоза прислала меня сюда. Лошадей я поставил в конюшню.
— Отлично, — сказал дон Мигель. — Пока пойдите назад к донне Гермозе и научите ее делать бинты. Вы должны это знать, потому что вам приходилось ухаживать за ранеными.
— Да, случалось, сеньор, — проговорил старик, уходя назад в спальню.
— Теперь, дорогой учитель, — продолжал дон Мигель дрогнувшим голосом, — я должен повторить вам то, что уже сообщил в своей записке: раны дона Луиса официальные, серьезные.
Он подчеркнул последнее слово.
— Это я и так понял бы, — произнес доктор. — Я знаю, что дон Луис не забияка и не будет понапрасну подвергать опасности ни чужую жизнь, ни свою собственную.
— Так пожалуйте сюда, — сказал молодой человек, движением руки приглашая доктора пройти в гостиную.
При легком шуме шагов по паркету, больной повернул голову и, увидев доктора, сделал было попытку приподняться.
— Лежите, Бельграно, лежите, — мягко проговорил Парсеваль. — Перед вами только доктор.
Он присел к раненому и пощупал у него пульс.
— Ничего, — сказал он, — дело не так плохо, как я думал. Его можно сначала перенести, а потом уж я приступлю к осмотру и перевязке, — обратился он к дону Мигелю.
В это время возвратилась донна Гермоза с бинтами в руках. За ней шел Хосе.
— Годятся, доктор? — спросила она, показывая бинты.
— Вполне, сеньора, — ответил Парсеваль. — Теперь я попрошу у вас таз с холодной водой и губку.
— Все это вы найдете в комнате, приготовленной для дона Луиса. Может быть, еще что-нибудь нужно?
— Нет, благодарю, сеньора, больше ничего.
Положив раненого в длинное кресло, доктор, дон Мигель и Хосе осторожно перенесли его во флигель. Донна Гермоза осталась одна в гостиной.
Бледная, взволнованная массой новых, внезапно нахлынувших на нее впечатлений, молодая женщина опустилась в кресло и сжала руками голову, в которой все перепуталось. Никогда еще за всю еежизнь ей не приходилось переживать столько разнообразных ощущений, как за последние полчаса, ией стоило не малых трудов разобраться в этом хаосе чувств, вызванных неожиданным появлением у нее в доме человека, одно простое знакомство с которым было опасно, не говоря уже об укрывательстве его у себя. До сих пор жизнь ее текла тихо и спокойно, а теперь вдруг, нежданно, негаданно, в ее дом ворвался смерч, способный все перевернуть вверх дном и вовлечь молодую женщину в политическую смуту!
Но оставим донну Гермозу одну с ее думами и волнениями и заглянем к раненому в его новое помещение.
Насквозь промоченная кровью одежда дона Луиса вся прилипла к телу, поэтому, чтобы снять, пришлось разрезать ее, смочив предварительно водой.
При осмотре двух ран доктор сказал:
— Опасного ничего нет. В боку оружие только проскользнуло по ребрам, не задев груди; на плече разрезаны одни мягкие части. Теперь посмотрим бедро.
При виде длинной и глубокой раны на бедре, глаза доктора затуманились облакомпечали, и губы его маленького рта крепко сжались. Внимательно осмотрев рассеченные внутри раны мускулы, он воскликнул:
— Боже, какой страшный удар! Он нанесен с необыкновенной силой, но тем не менее ничего не повреждено, кроме мускулов, а они могут срастись вновь; кровеносные сосуды все целы, а это самое главное.
Промыв раны, он наложил на них бинты, не употребив ни корпии, ни восковой мази, хотя у него в ящике было и то и другое.
В это время перед домом на улице снова послышался лошадиный топот. Дон Луис и его друг тревожно прислушались: один доктор оставался совершенно невозмутим.
— Вы мою записку передали прямо в руки моему слуге? — спросил дон Мигель ветерана, помогавшего доктору.
— Да, сеньор, — прямо в руки, — ответил тот.
— Ну, так это, наверное, он приехал. Пойдите, посмотрите. Если это он, приведите его сюда.
Хосе вышел и вскоре возвратился в сопровождения молодого человека лет 18—20, очевидно испанской крови, с умным и открытым лицом, блестящими черными глазами и румяными щеками.
— Все ли ты привез, Тонилло? — спросил его дон Мигель.
— Все, сеньор, что вы приказывали в своей записке, — ответил слуга, положив на стул громадный сверток.
Дон Мигель развернул сверток и достал из него прежде всего белье, которое с помощью доктора и надел на дона Луиса.
Затем он переоделся сам с головы до ног. Во время переодевания он давал подробные инструкции Хосе, как держать себя при таких исключительных обстоятельствах относительно остальных слуг дома, что им говорить, что делать и чего не делать. Между прочим он приказал ему тотчас же везде смыть кровь,
