начинали узнавать на улицах, все чаще приглашали на концерты. Филатов считался «изюминкой» любого концерта. А потом он написал «Сказку о стрельце»! Написал быстро, легко, озорно… Как будто только на миг присел в свою позу поэтического вдохновения за стол и вот — случилось! Такое ощущение, что он и сам не понял, что сварганил — на ходу, между репетициями, съемками и концертами. Я помню, как Вовка — ему первому Леня прочитал сказку у себя на кухне — позвонил мне и сказал:
— Леня сочинил шедевр!
Его голос дрожал от восторга. Не в силах сдержать свои чувства, он прочитал мне прямо по телефону фрагменты сказки.
В последние годы советской власти наше отечество только дважды всенародно влюблялось в поэтов. В Высоцкого за его песни и в Филатова за его сказку. Конечно, популярность была у многих и поэтов, и попсовиков, но послойная — у каждого свой слой фанов. Высоцкого и Филатова любили поголовно. Потому что попса и эстрада конструировали свои песни во имя успеха, а Высоцкий и Филатов просто сочиняли от души. Им так пелось. Их прорывало. Свою сказку Леня написал по-скоморошески озорно, извините за каламбур, задорно, вернее, в задорном порыве, по которому, сам того не осознавая, хромосомно соскучился наш сбитый с толку западным шоу-бизнесом и пиаром народ, ценивший исторически больше шутов, чем проповедников и нытиков.
Я же всегда ценил Леню, и он оставался для меня, простите за пионерское слово, примером, потому что, несмотря на уже даже не популярность, а славу, он продолжал жить в простой, советской, по сегодняшним меркам даже базарных торгашей, «отстойной» квартире, не умел по-прежнему водить машину, никогда не строил из себя крутого, как теперь говорят, не парился… Зачем? Париться — удел комплексующих. Гонят слабаки.
А еще Леня никогда не гонялся за деньгами. Иногда ему их хватало, иногда нет. Но чаще хватало не за счет того, что он много зарабатывал, а потому, что ему не надо было деньгами самоутверждаться. Зато такое количество интересных книг, как в «отстойной» квартире Филатова, я видел только в кабинете у моего отца и еще в рижской городской библиотеке. Квартиру от книг распирало. Книги валялись на подоконнике, на телевизоре, на кровати, под кроватью… Но самое главное, в чем мне всегда хотелось, простите опять за пионерское — въелось в детстве — слово «равняться»: как мой отец, он никогда не попадал под гипноз раскрученных авторитетов, будь то политики или олигархи. Конечно, он был знаком со многими известными людьми в верхах, но никогда у него не возникало мысли стать бизнесменом или пойти в политику. Леня оставался верным своему таланту!
Наверное, у него я и научился не изменять в жизни самому любимому человеку — себе! Недавно я даже попытался составить этакий «белый список» тех знаковых для меня фамилий, которые, как и Филатов, не бросили бы своего любимого дела ни за какие вагоны с нефтью или баллоны со сжиженным газом. К примеру, никогда Евтушенко не согласился бы баллотироваться на пост мэра Москвы, а Жванецкий не пошел бы в депутаты. Радзинский не будет терять времени далее на обсуждение проблемы, как ему возглавить банк. Невозможно представить себе Окуджаву, сдающего свою дачу в аренду под автосалон. Высоцкого, сочиняющего поздравления в стихах для владельца рынка на Рижском вокзале. Этот «белый список» российских неторгашей оказался у меня не меньше, чем опубликованный в «Форбсе» недавно список наших миллионеров, который был похож на перечень на братской могиле!
Авторитетом для Лени оставался только талант. Даже если он носит в дождливую погоду калоши, надетые на кроссовки.
…А недавно Лени Филатова не стало. Может, поэтому теперь особенно часто вспоминаются те времена, когда фантазировались идеалы и верилось, что истина на всех одна. Мы всегда гордились друг другом, потому что каждый по-своему не изменял этим идеалам в жестоком мире звезд, президентов, таможен, презентаций, маркетингов и девальваций. Мы всегда помогали друг другу не засохнуть.
Фрагменты автобиографии, www.zadornov.net
Веселье продолжалось неделю. Выступать приходилось несколько раз в день на разных городских площадях перед толпами довольных жителей Сургута, гордых тем, что им уже 400 лет. По вечерам в местном Дворце культуры устраивались сборные гала-концерты. Все эти дни артисты переезжали с одной площадки на другую, забывали, где о чем говорили, скандалили, кто за кем должен выступать, кого пропустить вперед и кто уже опаздывает на следующий концерт… Вот когда я истинно позавидовал попсе, что они поют под фонограмму.
У одного из конферансье до того все перепуталось в голове — тем более что он в Сургут прилетел из Рязани, где тоже конферировал праздник города, — что во время самого торжественного концерта, где были все местные газонефтяные генералы, он поздравил жителей Сургута с юбилеем Рязани! К концу недели я так измотался, что после заключительного торжества в память о нашей с Филатовым юности решил развязать. Импресарио, администраторы, менеджеры этого праздника тоже решили не скупиться на деньги своих хозяев и арендовали на ночь баржу для путешествия по Оби, чтобы столичные гости этак немного расслабились после напряженки, оттянулись вдали от глаз сургучан…
В «десанте» был друг юности Леня Филатов, и это подначивало на юношеские подвиги. Я заказал водки и шампанского на всех столько, сколько может вместиться в два военных газика. В один — водка, в другой — шампанское. Газики загнали на баржу. И мы отчалили в ночь!
Ночи в Сургуте почти белые. Закат плавно переползает в восход. К двум машинам алкоголя и выставленной нефтяниками закуски это добавляло романтики и вдохновения! Когда все вдохновились до того, что одна из популярных телеведущих тех лет предложила играть в такую игру: набирать в рот шампанского и поить им того, кто согласится, я подошел к кумиру моего поколения Муслиму Магомаеву и попросил его спеть на всю Обь «Широка страна моя родная»:
— Смотри, Муслим, это же Обь! Закат!
— Восход, — уточнил Муслим
— Тем более. На восходе в память о нашей былой державе представляешь, как это прозвучит здесь, на этих широченных российских просторах. И никто это так, как ты, сделать не сможет!
В этих гастролях Муслим был не один — со своей собачкой Чарли. Это чудо сидело у него на плече и с удивлением взирало на происходящее на барже. Чарли никогда не видел подобного. Он часто путешествовал со своим хозяином. Но на баржу попал впервые. Да еще в такой компании! А главное, никогда не слышал, чтобы его хозяин так громко пел, как в тот вечер. Голос Муслима грянул над Обью, как набат! Вся мощь нашего прошлого полетела к ее берегам. Казалось, проснутся люди в селах и городах и образумятся, и поймут, что не все так плохо было и у нас когда-то. Чарли не спрыгнул — он сиганул с плеча Муслима и с испугу забился в какой-то аппендицит баржи. Его потом долго искали всем нашим «десантом». А ведущая ходила и умоляла:
— Чарли, вернись, я тебя напою шампусиком!
И вдруг… От берега отчалило два катера. От них веяло тревогой. И не зря. Быстро они догнали нас, и, как настоящие пираты, с них на баржу быстро вскарабкались местные крепыши. Сургутский рэкет! Услышав веселуху на барже, пацаны решили проверить, чья это бесконтрольная пьянка.
Струхнули почти все артисты. И не беспричинно. Пацаны явно жаждали адреналина. Прежде всего объявили, что одного из известных режиссеров (фамилию умалчиваю сознательно) забирают с собой на «малину» и будут слушать, как он поет и играет на гитаре, пока администрация города не выдаст их фирме обещанную машину — джип «Паджеро».
В той поездке со мной был один известный бизнесмен из Риги. В прошлом очень авторитетный человек из соответствующего мира (фамилию опять-таки умалчиваю по понятным причинам. Его до сих пор разыскивают латвийские власти. Интересовались даже у меня. Но я, честно, не знаю, где он сейчас находится). Тогда же я не знал всего того, что о нем насочиняли латвийские журналисты впоследствии.
